"Наталья Макеева. Смерть и шароносица" - читать интересную книгу автора

надобна.

От таких слов мишенькино тело всё аж обмякло и скукожилось, а душа
схватилась за рукоятку карманного ножичка. Вот чего не ожидалось! Её,
родную с странную, бытиё ухватило. Hа глаза мишины навернулось что-то ещё
погорше слёз. Сколько и раньше снилось о загробных делах, но теперь-то и
вовсе одна дорога - во тьме гнёзда вить! А тут "смерть не надобна"!

Hо Ирочка сама его успокоила:

- Ты чего ж съёжился? Точно ведь не про меня подумал. Hе в том дело,
что я смерти не хочу - могла б хотеть... Только она мне и вправду не
надобна. Дело как было - я сама мелкая была, ещё углы пальцами ковыряла, в
них обои щёлками и рвались. Hо суть не в том. Однажды ночью выгнали меня
на улицу - скреблась больно громко. Смотрю - вокруг мир шевелится
по-всякому, кусты смехом заливаются, камни песни поют. Подняла я голову,
тут звёзды на меня и глянули.
Сам понимаешь - душа сотряслась и вон выскочила - как сейчас помню, о
трёх хвостах. Зато смерти, скажу я тебе, не занимать стало. До сих пор
среди ночи, пока ты но снам ошиваешься, на улицу бегаю - мне там ещё
слаще, чем в постельке делается.

Присел Мишенька на край койки, не зная, что теперь делать. Вроде как
получается - смерть искать решил - так ведь вот она, рядом. И жизнь идёт,
и смерть на шёлковой простыне раскинулась, сосцы вперёд выставив. Да,
точно, Ира - такая, раньше мог бы понять, ещё когда она впервые перед сном
со стенами шепталась.
"Hадо ведь познакомиться!" - объяснила она нехотя. Больше, правда, не
шепталась, но зато нет-нет, да заплачет вроде бы без повода - то ей свет
не яркий, то темнота не тёмная.

...и тут Мише вовсе расхотелось... К чему тут свет? Путь не близкий, в
дороге и простыть можно, и совесть потерять. Стало вдруг как-то сладко и
кругло, тени по углам в бездны превратились, а блики таким ярким светом
загорелись, что больно взглянуть на них. Тёмные волосы ирины шелестеть и
прищёлкивать стали, а всё её тело заблестело и взвыло истошно - безо
всякого звука, но так, что стёкла дрогнули и пошли живыми терщинами.

Так мишенькина смерть превратилась в огромный человеческий шар,
проросший прямо на ирином теле. Внутри него то ухали совы, то бились рыбы,
то жутко ворчала тишина. А сама шароносица всё больше молчала - руки её
спали на шаре, а голова бродила глазами по окрестным предметам, как будто
что-то потеряла наоборот - нашла, но положила в слишком уж тайное место.
Иногда по утро Ира принималась выть. Вернее - даже не она сама - выло в
ней, без тоски, не как зверьё, не как человек и от этого всё вокруг
замирало, а людские сердца сжимались в точку от непонятия. По ночам из
шара выбирались тени и краски и приплясывали в мишенькиных снах. А днём -
шептали, нет-нет, да впрыскивая в душу свои алые огоньки. Становилось всё
страшнее. Шар разросся и занял почти весь дом, а мысли из него расползлись
аж на несколько улиц. От этого мужчины стали говорить во сне, а женщины