"Андрей Макин. Французское завещание " - читать интересную книгу автора

старуха, глядящая сквозь стекло на улицу, - это мумифицированная девушка,
умершая много недель назад у окна, перед которым она сидела в немыслимой
надежде на спасение.
Шарлотта рассталась с миссией, как только та вернулась в Москву. Выйдя
из гостиницы, она влилась на площади в пеструю толпу и исчезла. На
Сухаревском рынке, где меняли все на все, она выменяла серебряную
пятифранковую монету (продавец попробовал монету на зуб, потом побренчал ею
о лезвие топора) на две буханки хлеба, которыми надеялась прокормиться в
первые дни своего путешествия. Одета она была уже как русская, и на вокзале
в беспорядочной толпе тех, кто яростно осаждал вагоны, никто не обратил
внимания на молодую женщину, которая, поправляя свой заплечный мешок,
барахталась среди судорожных толчков человеческой магмы.
Шарлотта уехала и увидела все. Она не отступила перед бесконечностью
этой страны, перед ее убегающими просторами, в которых канут дни и годы.
Топчась в этом стоячем времени, она все-таки продвигалась вперед. В поезде,
в телеге, пешком...
Шарлотта увидела все. Оседланных коней, целый табун - они скакали по
равнине без седоков, на мгновение останавливались, потом, испугавшись, вновь
продолжали свою безумную скачку, счастливые и устрашенные вновь обретенной
свободой. Один из этих беглецов привлек всеобщее внимание. Из его спины
торчала сабля, глубоко вонзившаяся в седло. Конь мчался галопом, и длинное
лезвие, застрявшее в плотной коже, гибко покачивалось, блестя в лучах
заходящего солнца. Люди провожали глазами алые блики, постепенно таявшие в
мареве полей. Они знали, что, прежде чем вонзиться в седло, эта сабля с
налитой свинцом рукояткой должна была надвое - от плеча до паха - рассечь
чье-то тело. И обе его половины соскользнули на утоптанную траву, каждая со
своей стороны.
Шарлотта увидела также мертвых лошадей, которых вытаскивали из
колодцев. И как в жирной, тяжелой земле прорывали новые колодцы. От бревен
клети, которую опускали в глубь ямы, пахло свежим деревом.
Шарлотта увидела, как группа деревенских жителей под водительством
человека в черной кожаной тужурке тянула толстую веревку, обвитую вокруг
церковного купола, вокруг креста. Каждое очередное скрежетание словно бы
подогревало их энтузиазм. А в другой деревне ранним утром ее внимание
привлекла старуха, стоявшая на коленях перед луковицей церкви, сброшенной
между могилами на кладбище без ограды, распахнутом в хрупкую гулкость полей.
Она прошла через опустелые деревни, где сады ломились от перезревших
фруктов, которые падали в траву или сохли на ветках. Какое-то время она
провела в городе, там на рынке продавец изувечил ребенка, пытавшегося
стянуть у него яблоко. Люди, которых она встречала, все, казалось, или
стремятся к какой-то неведомой цели, осаждая поезда, давясь на пристанях,
или ждут, неведомо кого перед закрытыми дверями булочных, у охраняемых
солдатами подъездов и просто на обочинах дороги.
Преодолеваемое ею пространство не ведало золотой середины: неслыханное
скопление людей сменялось вдруг необитаемой пустыней, где бескрайность неба,
глубина лесных чащоб исключали самую мысль о близости человеческого жилья. И
это безлюдье без всякого перехода выводило вдруг на свирепую толпу крестьян,
толкущихся на глинистом берегу реки, которая вздулась от осенних дождей. Да,
Шарлотта видела и это. Разъяренных крестьян, которые длинными шестами
отталкивали баржу, откуда доносился нескончаемый жалобный вопль. На борту