"Андрей Макин. Французское завещание " - читать интересную книгу автора

Вдруг, сам не знаю почему, я вспомнил о Президенте. Ясная, простая,
очевидная мысль: в продолжение всех церемоний, посвященных императорской
чете, -да, да, когда кортеж двигался по Елисейским полям, и перед могилой
Наполеона, и в Опере, - он все время думал о ней, о своей любовнице, о
Маргарите Стенель. Он обращался к царю, произносил речи, отвечал царице,
обменивался взглядами с женой. Но каждую минуту рядом была она.
Дождь струился по замшелой крыше старой избы, приютившей нас на своем
крыльце. Я забыл, где нахожусь. Город, который я когда-то посетил вместе с
царем, преображался на глазах. Теперь я видел его взглядом влюбленного
Президента.

В тот раз я уезжал из Саранзы с ощущением, что побывал в экспедиции. Я
увозил с собой некоторую сумму знаний, обзор нравов и обычаев, описание, еще
с пробелами, таинственной цивилизации, которая каждый вечер возрождалась в
глубине степной глуши.
Всякий подросток по своей природе - классификатор; таков защитный
рефлекс перед сложностью взрослого мира, который затягивает его с порога
детства. Возможно, мне было свойственно классифицировать в большей мере, чем
другим. Потому что страна, которую мне предстояло исследовать, уже не
существовала, и я должен был восстанавливать топографию ее памятных и святых
мест сквозь плотную мглу прошлого.
В особенности гордился я галереей человеческих типов в моей коллекции.
Кроме Президента-любовника, депутатов в лодке и денди с гроздью винограда,
были в ней персонажи более скромные, хоть и не менее необычные. Например,
дети, совсем юные шахтеры, с улыбкой в черном ободке. Или разносчик газет
(мы и представить себе не решались безумца, который пробежал бы по улицам,
выкрикивая: "Правда! Правда!"). Собачий парикмахер, занимавшийся своим
ремеслом на набережных. Сельский полицейский с его барабаном. Забастовщики,
сидящие вокруг "коммунистической похлебки". И даже продавец собачьего
помета. Я кичился тем, что знал: в то время собачий помет использовали при
выделке кожи для придания ей эластичности...
Но главное, в это лето я приобщился к пониманию того, что значит быть
французом. Бесчисленные грани этой ускользающей субстанции составили живое
целое. Несмотря на его эксцентричные стороны, это был очень упорядоченный
способ существования.
Франция перестала быть для меня кунсткамерой, став осязаемым во плоти
существом, частица которого однажды была привита мне.


2

- Нет, чего я не пойму, так это почему она захотела похоронить себя в
этой Саранзе. Могла бы прекрасно жить здесь, рядом с вами.
Я чуть не подпрыгнул на своей табуретке у телевизора. Ведь я так хорошо
пони мал, почему Шарлотта держится за свой маленький провинциальный городок.
Мне бы ничего не стоило объяснить ее выбор взрослым, собравшимся в нашей
кухне. Я описал бы им сухой воздух широкой степи, в безмолвной прозрачности
которого кристаллизовалось прошлое. Рассказал бы о пыльных улицах, которые
никуда не ведут и выходят на все ту же неохватную глазом бескрайнюю равнину.
Об этом городке, из которого история, обезглавив церкви и сорвав все