"Андрей Макин. Французское завещание " - читать интересную книгу автора

провожавшей его на вокзал. Возвратившись домой, она обнаружила, что он забыл
свой портсигар. "Не беда, - подумала она, - через два дня..." И этот близкий
день (Федор войдет в комнату, увидит на столе портсигар и, хлопнув себя по
лбу, воскликнет: "Вот дурак! Повсюду его искал..."), это июньское утро
станет первым в длинной череде счастливых дней...
Они встретились через четыре года. И Федору не пришлось больше увидеть
свой портсигар - в разгар войны Шарлотта выменяла его на буханку черного
хлеба.

Взрослые разговаривали. Телевизор, с его лучезарными новостями дня,
сводкой достижений народного хозяйства, трансляцией концертов из Большого,
служил мирным звуковым фоном. Водка смягчала горечь прошлого. И я
чувствовал, что наши гости, даже те, кто приходил к нам в первый раз, любили
эту француженку, которая не моргнув глазом приняла судьбу их родной страны.
Я многое почерпнул из этих разговоров. Понял, например, почему у
новогодних праздников в нашей семье всегда был привкус тревоги, похожей на
неслышное дуновение ветра, от которого в сумерках хлопают двери в пустом
жилище. Неосязаемое беспокойство не могли вытеснить ни отцовское веселье, ни
подарки, ни треск хлопушек и сверканье елки. Словно в разгар тостов,
хлопанья пробок и смеха ждали, что кто-то придет. Мне даже кажется, что,
сами себе в том не признаваясь, мои родители испытывали некоторое
облегчение, когда наступала будничная снежная тишина первых январских дней.
Во всяком случае, мы с сестрой предпочитали это послепраздничное время
самому празднику...
Русские дни моей бабушки - дни, которые с определенного момента
перестали быть "русским периодом" перед возвращением во Францию, а стали
просто ее жизнью, имели для меня особый затаенный оттенок, которого другие
не замечали. Словно бы Шарлотту окружала невидимая аура, которую она
пронесла через прошлое, воскресавшее в нашей прокуренной кухне. "Эта
женщина, в течение долгих месяцев ожидавшая у обледенелого окна, пока
пробьет пресловутых три часа утра, - говорил я себе с восторженным
удивлением, - то самое таинственное и такое близкое существо, которое
когда-то видело серебряные чарки в кафе в Нейи".

Если разговор шел о Шарлотте, взрослые никогда не упускали случая
рассказать о том утре...
Ее сын вдруг проснулся среди ночи. Он соскочил с раскладушки и босиком,
с вытянутыми вперед руками направился к окну. Ступая по комнате в темноте,
он наткнулся на кровать сестренки. Шарлотта тоже не спала. Лежа в темноте с
открытыми глазами, она пыталась понять, откуда доносится этот густой
монотонный гул, от которого, казалось, глухо вибрируют стены. От этого
медленного, вязкого шума сотрясалось ее тело, ее голова. Проснувшиеся дети
стояли у окна. Шарлотта услышала -удивленный возглас дочери:
- Ой, сколько звезд! И все движутся...
Не зажигая света, Шарлотта подошла к детям. Мимоходом она заметила на
столе неяркий металлический отблеск - Федоров портсигар. Муж должен был
утром вернуться из Москвы. Она увидела ряды сверкающих точек, медленно
скользящих по ночному небу.
Самолеты, - сказал мальчик своим спокойным голосом, никогда не менявшим
интонации. - Целые эскадрильи...