"Олег Малахов. Пенистый напиток" - читать интересную книгу автора

обрывается, когда Ильза находит деньги во внутреннем кармане брюк. Ильзу
давили машины. Москиты целовали ее промежутки тела. День ее рождения
олицетворялся с далекими телефонными звонками. Дорога. Полубрущатка.
Полуснег. Испарения. Дешевая еда. Ильза столбенеет. Город не ждал ее. Город
скучал глазами рекламных щитов. Посреди площади Ильза попала в абстрактную
ловушку безвыходности. Она умеет идти в противоположную сторону. Она
остается по локоть в воде. Стрелок расстался с трепетом своей души. Ильзу
похоронили. Она уехала, когда меркло мирное небо над домашними садами, когда
Гаврош нашел пустую гильзу арабского патрона. Ильзу нагрузили вакансиями.
Ильза ничего не умеет. Под звук аккордеона в переходе она почти уснула, и
обнаружить ее удалось в видении умопомрачительного баснописца.


Этап кристаллизации.

Он внедрился в вакуум моего зерноуборочного комбайна и объявил прогноз
погоды. Коньяка хватило на всю ночь, но ночь не начиналась. Ты периодически
касался ее туфельки. Она падала. Ничего не могла зацепить. Простое
доверчивое лицо ее подлежало мощной одеревенелости. Деформация ее пальцев
развенчивала право на опоздание. И благоприятно закончился сон. И стонущий
Эльвин запоздало разоблачил Жозефину, припудривая ее губки. А Изверг метал
внутренние взгляды, пытался насиловать морально, искушая значимость значения
Соломенской площади. Детская площадка в его коротких штанишках объявила
бойкот его расплавленно-похабному конструктиву позиций, его рою желаний и
отрицаний. Изверг затрагивал важные темы, нуждающиеся в реставрациях. Мой
репродуктор молчал, пренебрежение к Извергу воцарилось в движениях пальцев,
в оранжевом виде из окна, в метаморфозе работодателей. Попытка использовать
меня походит на остервеневшее желание преобразиться. Конкретный аспект
данной взаимосвязи опускает работодателя к моим ногам, вкапывает в асфальт,
брущатку, землю, лаву, ядро земли, где сжигает. Я гордо плюю в сторону, а
слюна неизменно летит в лицо догорающего существа. Воздухоплаватель
здоровается со мной. Я крепко жму ему ноги, остыла важность рассудка,
расстроились музыкальные инструменты. Ожидание поглотило, и рационализм был
впрыснут в мышцу правой руки. Фантастичен прыжок из сферы гоблинов на улице
в церемонию чаепития. Тематическое раздумье откладывалось до лучших времен,
худшие явления новизны привычек распространялись в радиоточках мозга. (Ильза
беспокоилась, ее давили машины.)
It's unnecessary disturbance, when you are so open air.
Distinctly touching necklace I'm losing the sense of essence.
Мракобесие телефонных звонков в дверь. Утрата плавных движений. Цветок
раскрылся поздним утром, шевеля в сознании дуновения глубокой рани.
Я присел в уголке собственноручности, забытые сталкеры выспались,
откликнулись, ими оказались мои глаза, вкопанные в постель бетона.
Административные здания пилотировали в бульканье алкоголя. Освежающее
действие капель соответствовало безупречности моего ленивого потребления
кислорода. Раскрашивая ладони, бойкими движениями распространяя едва
использованные краски, тону в беспричинности одноязыких боеголовок. Я стану
беззвучным голосом, грудой металла с лицом Дон Кихота. Болевые ощущения
диктуются нестихаемым стихийным ветром. Отрывок материи парашюта спасал
Воздухоплавателя. Я смотрел на его силуэт, барахтающийся в воздухе. Остался