"Олег Малахов. Течение" - читать интересную книгу автора

многопостельные накопители. Каждая из постелей достойна быть признанной
спасением. Я касаюсь спасения. Любовь - порошок. Любовь - заменитель. Любовь
- растворитель. Любовь - путеводитель. Любовь - опоздание. Любовь -
расписание. Я рядом с твоим дыханием. Я не знаю, кто ты. Я даже не знаю, кто
я, но я касаюсь дыхания. Я стою на краю. Подо мной суматошные дни со своими
"я". Друзья покидают, когда тест становится жестоким. Кожа стоящего рядом на
сцене безумца краснеет и отмирает. Шум. Он похож на греческого атлета. Того
самого атлета, который был воспитан в Фивах и умер в глубокой старости. Вот
он метает диск, вдогонку - копье. Шум нарастает. Я не похож на атлета. Я
слаб и безоружен. Как удержать мне глаза воскрешающей мои чувства девушки? Я
потерял веру. Я знаю, что каждый может потерять веру. Но как мне спасти в
себе ее глаза? Меня чарует возраст. Эти наполненные жизнью годы. Эта
свежесть и...свет. Подростковая демократия внешности и тела. Весна жизни.
Обретение формы. Познание мелодии. Я хочу прикоснуться к этой мелодии.
Детская совесть. Я уже не слышу ее чистую речь. Молодой итальянец поступил в
университет. Видимо, он станет важным человеком. Ничто. Слышишь? Ничто.
Видишь? Ничто. Ничто не заменит спасительного взгляда юной грации. Можно
бродить по аллеям несостоявшихся прогулок вдвоем. Можно избегать солнечных
лучей и следовать за дождем, но послание двух зрачков может неожиданно
настигнуть и разорвать душу. No exit - самый щадящий режим существования.
Появляется что-то неопровержимо новое. Это закрытый клуб. Многие хотят
попасть сюда. У многих есть неистребимое желание прикоснуться к этому стилю
жизни, соединиться с ним. Я, растворившись в электрическом беспорядке
таинственной изолированности, касаюсь разговора с вельветовой душой моих
долгожданных соратников. Бесконечная улица. Я привыкаю к уличному движению.
Сердце разбито. Мое тоже. Чем ближе ты к Швеции, тем чаще ты думаешь о
непрекращающемся дожде, а цветы все слаже. Какая крошечная душа! Посмотрите.
Боже мой. Какая хрупкая! Коснись ее - и она умрет. Кажется, вот-вот она
утратит форму. Неужели еще не все исчезло? Громкие слова. Психологизация
страны. Удержись на плаву. Я вырасту специально для тебя. Меня четвертовали.
Пробуждаясь, я ускользаю. Сгорая, я уплываю в звездную диаграмму. Он вновь
прыгает вниз с многоэтажного здания. Она опять раздевается на площади в
центре города. Ее одежда касается асфальта. Падение ее белья чарует его и
его падение на асфальт остается незамеченным. Я здороваюсь с бельгийцем. Его
бесит свобода передвижения. Независимость его духа определяет утрату
чувственной зависимости. Порой я забываю адреса, имена, названия, время и
место. Когда я должен быть и где? Должен ли я быть? Быть ли мне? Есть ли я?
Утренняя слава. Как зовут тебя? У меня нет имени. Я есть и меня нет.
Странности вокруг. Я радуюсь горю. Вены на левой ноге хранят мой мир,
случайные и обусловленные слезы и влюбленности, мои взгляды на небосвод;
узлы вен - сосредоточение моего светлого стона и дорогих мне человеческих
глаз. Абсурд, хотя кому какое дело? В сплетениях вен притаилась моя скорбь и
вдохновение. И мир остается нетронутым. Он лишь слегка потревожен. Как много
боли вокруг. Я в баре. Я не знаю, хотя нет, знаю, как я попал сюда, я просто
шел и все... и все казалось бездумным, необдуманным, невыдуманным. Была
жизнь, как выставка, как заставка, приставка, отставка. Я касаюсь того, что
мне кажется необдуманным. Я останавливаем ситуациями. Я зачастую не в
состоянии творить свою маршрутную сетку, преобразовывать свои кондиции,
общаясь с жидким допингом. Боюсь ставить точки. Бумаге больно. Может,
отказаться от точек, но я все равно касаюсь бумаги, и буду и желаю касаться