"Бернард Маламуд. Рассказы [H]" - читать интересную книгу автора

Однажды в жаркий летний день они вместе поехали подземкой в Манхеттен
искупаться. Глассер был в летнем кафтане, белой рубашке с расстегнутым
воротом и черной фетровой шляпе, которую носил уже двадцать лет. На ногах -
черные разбитые ботинки с тупыми носами и простые белые носки. Лицо потное,
красное от жары, бороденка буроватая. Лусилл надела расклешенные тесные в
бедрах брючки, кружевную блузку голубого цвета с длинными рукавами, через
которые просвечивали подмышки, и сабо на деревянной подошве. Черные волосы,
перевязанные зеленой лентой, болтались сзади хвостиком. Отцу было неловко за
ее большие груди, выпирающие бедра и полоску голого живота под блузкой,
однако он помалкивал. Как бы она ни наряжалась, есть у нее недостаток похуже
- замкнется и молчит. Разве что колледж поможет. Глаза сероватые, с золотыми
крапинками, и фигура, когда в купальнике, вполне приличная, правда,
толстовата. В вагоне с сиденья напротив к ней приглядывался студент ешибота,
одетый почти как Глассер, и хотя дочка была явно польщена, лицо ее от
смущения одеревенело. Ему было жалко ее и досадно.
В сентябре Лусилл никак не могла собраться на занятия, все откладывала,
да так и не пошла. Лето она провела почти в одиночестве. Отец и по-доброму
ее уговаривал, и ругал - как об стенку горох. Однажды орал на нее целый час.
Лусилл заперлась в туалете и не желала выходить, хоть он клялся, что
человеку надо в уборную. На следующий день она вернулась с работы поздно, и
ему самому пришлось варить к ужину яйцо. На этом все и кончилось - в колледж
она не вернулась. Словно бы в компенсацию, телефон в ее комнате трезвонил
теперь чаще, и она опять называла себя Люси. Она купила новые платья,
мини-юбки, босоножки, что-то спортивное - все яркое, чего раньше не
водилось. Пусть себе, считал служка. По вечерам он смотрел телевизор, и
когда она возвращалась со свиданий, уже спал.
- Ну, как прошел вечер? - спрашивал он утром.
- А тебе что? - обрывала Люси.
Дочь не выходила у него из головы ни днем, ни ночью, он все время
мысленно упрекал ее за короткие платья: нагнется - так все ягодицы видать.
Упрекал за мерзкий костюмчик - она его называла "а вам я дам". И за
карандаши для бровей. И за фиолетовые тени для глаз. И за взгляды, которые
она метала в него, если он ворчал.
А в один прекрасный день, когда он молился в синагоге на (Сенал-стрит,
Люси ушла из дому. В кухне он обнаружил записку, написанную зелеными
чернилами на линованной бумаге: она хочет жить самостоятельно, но время от
времени будет позванивать. На следующее утро он набрал номер ее фабрики, и
мужской голос ответил, что Лусилл уволилась. Служка, конечно, расстроился,
что она сбежала, однако решил, что это даже к лучшему. Только если уж она с
кем живет, то дай Бог, чтобы с добропорядочным евреем.
По ночам его теперь мучили жуткие сны, и он просыпался в злобе на
Лусилл. Иногда, правда, будил страх. А как-то приснилось, будто старый ребе,
тот, что уехал к сыну в Детройт, грозит ему кулаком.
Возвращаясь однажды вечером от Хелен, он увидел на Четырнадцатой улице
проститутку. Это была густо намалеванная женщина лет тридцати, и старому
служке вдруг без всякой причины стало тошно. Он почувствовал, как на сердце
навалилась тяжесть, он хотел что-то крикнуть Богу - не хватило сил. Минут
пять он пошатывался, опираясь на трость, и не мог двинуться с места.
Проститутка, глянув на его лицо, убежала. Ему бы и вообще не устоять на
ногах, если бы какой-то прохожий не прислонил его к телефонной будке и не