"Владимир Малов. Я - шерристянин" - читать интересную книгу автора

И еще долго в тот день я и Миша Стерженьков никак не могли расстаться:
много раз вновь становились в очередь к "чертову колесу", потом постреляли в
тире, померили силы, ударяя молотом по соответствующему устройству, и
наконец брели по улицам, направляясь к спортивному комплексу физкультурного
техникума имени Марафонской битвы.
Миша Стерженьков рассказал мне все. И, прощаясь с Мишей у входа в
спортивный комплекс, возле гипсовой статуи игрока в крокет, я чувствовал,
как кругом идет моя голова, не вмещающая все эти совершенно непостижимые,
превосходящие любую фантастику факты, на которых основывался его рассказ.
Но слишком искренним и правдивым был тон этого рассказа, неподдельное
волнение звучало в голосе студента физкультурного техникума, чтобы я мог
усомниться в том, происходило ли все, о чем он мне говорил, на самом деле. А
кроме того, из своей спортивной сумки, на которой латинскими буквами
написано было название футбольного титана "Torpedo", последнего победителя
Межконтинентального кубка для клубных команд, Миша вынимал и потом снова
прятал туда подтверждающие вещественные доказательства, и среди них...
Впрочем, не лучше ли будет, если все рассказать по порядку? Потому что
Миша Стерженьков, излив наконец душу, затерялся среди теннисных кортов,
футбольных полей, вертикальных стен для мотоциклетных гонок и сложных
гимнастических хитросплетений.
Он не взял с меня слова хранить его историю в тайне, а она просто
должна быть рассказана всем. И вот теперь, в сентябре 197... года, я сажусь
за пишущую машинку, чтобы уложить беспорядочный и сбивчивый Мишин рассказ в
строгие и последовательные повествовательные рамки, и, словно наяву, вновь
слышу его голос:
"Вы понимаете, это бывает... Этот предмет я никогда особенно не
любил... Мне, понимаете, теория техники толкания ядра почему-то вообще очень
плохо давалась..."


Глава первая

К двенадцати часам дня Миша Стерженьков изнемог. Комната, в которой он
готовился к ответственному зачету, стала казаться ему унылой, как теннисный
корт под осенним дождем. Чугунные гантели и гири, сложенные в углу, словно
налились тяжестью, много превышающей их истинный вес. Даже привычная ко
всему боксерская груша, подвешенная в противоположном углу, выглядела
съежившейся и поникшей.
Миша кончил занятия тем, что отчаянно обхватил голову руками и
откинулся на спинку стула. Возможность что-либо воспринимать и усваивать,
похоже, была утрачена навсегда. Закрыв глаза, Миша стал мечтать о тех
временах, когда несовершенные методы обучения полностью себя изживут и
только историки должны будут помнить о них по долгу службы. Хорошо будет,
подумал Миша с глубокой тоской, когда вместо толстенных учебников изобретут
какой-нибудь аппарат, мгновенно заряжающий мозг информацией.
(В деталях устройство подобного аппарата Миша Стерженьков быстро
вообразил таким: над мягким, очень удобным креслом помещен был сферический
колпак, от которого разноцветные провода тянулись к громадному
металлическому сооружению, похожему на электронно-вычислительную машину.
Себя самого Миша представил садящимся в кресло и подставляющим под колпак