"Владимир Малов. Я - шерристянин" - читать интересную книгу автора

одеваясь на ходу, побежал без оглядки и совсем не спортивно, даже еще не
зная толком, куда и зачем он бежит.
Похоже было, что Миша растерялся вконец...
Ну, а как бы вы повели себя, уважаемый читатель, как бы повели себя,
если бы это вам спустя полчаса предстояло стать инопланетянином среди людей,
разведчиком далекой и загадочной планеты Шерра из системы лиловой звезды
Па-Теюк?..


Глава вторая

Виктор Витальевич Ворошейкин все взвесил, все обдумал и сделал
логическое умозаключение. Во всем, конечно, виновна была кошка Пенелопа. У
кошки были отвратительные манеры и ужасающие привычки. Для нее не
существовало ничего святого, и, уж во всяком случае, ей ничего не стоило
забраться на письменный стол, чтобы утащить с него бесценный клочок бумаги,
содержащий блистательную, неожиданно вспыхнувшую догадку о том, как именно
древние эстуарцы обозначали в своих текстах глаголы. Догадка была важным
научным событием, крупным шагом вперед в разгадке тайны эстуарского языка,
замолчавшего тысячелетия назад, но вот явилась кошка Пенелопа, любимица
жены, и все теперь может пойти насмарку.
Отчаянно вытянувшись на полу и орудуя длинной щеткой, профессор
попытался выгрести отвратительное животное из-под книжного шкафа, но кошка
мгновенно шмыгнула в другой угол кабинета и теперь насмешливо смотрела на
преследователя, уютно устроившись между египетской мумией и толстой кипою
карфагенских свитков. Виктор Витальевич с досады даже всхлипнул и, расслабив
тело, дал себе короткий отдых.
Звать на помощь жену было унизительно и недостойно. Некоторое время
профессор сосредоточенно думал, потом он сделал вид, что не обращает больше
на Пенелопу никакого внимания, и стал наблюдать за ней украдкой. Пенелопа
подняла белоснежную лапку и стала ее тщательно вылизывать. Клочка бумаги с
бесценными научными соображениями при кошке не было. Слегка удивившись,
Виктор Витальевич заглянул под шкаф, но его не было и там. Однако виновен в
пропаже не мог быть никто, кроме кошки (листочек только-только был под
рукой), и Ворошейкин вынужден был с ней заговорить.
Отношения Пенелопы и Виктора Витальевича давно уже были сугубо
официальны, профессор и кошка были между собой на "вы".
- Пенелопа, - сказал Ворошейкин укоризненно, - ах, как же это все-таки
не слишком любезно! Если бы вы только могли отдавать себе отчет...
Профессор запнулся, потому что слово "отчет" тут же вызвало в его уме
кое-какие ассоциации. Он поднялся с пола и, не теряя времени, поспешил к
письменному столу, заваленному грудой книг, рукописей, писем и заметок. Было
совершенно непонятно, как это он только мог забыть, что еще несколько дней
назад надлежало отправить отчет об обнаруженной недавно еще одной эстуарской
надписи в Лондонское общество эстуарологов. Новый образец загадочных этих
письмен был открыт совершенно случайно - они украшали одну из древних ваз в
Музее имени Пушкина, и совсем недавно профессор Ворошейкин обратил на них
внимание. Известных науке образцов эстуарского письма было известно пока
лишь совсем немного, находка еще одного была огромным событием. С трудом
отыскав чистый лист бумаги, Виктор Витальевич быстро набросал несколько