"Владимир Малявин. Традиция "внутренних школ" ушу" - читать интересную книгу автора

собственное отрицание, имеет двойное дно, указывает на нечто "другое" в
знакомом, на недостижимое в доступном. Китайский мудрец живет "забытьем"
(ван) и, забывая свое забвение, приходит в конце концов к безыскуснейшей
данности жизни, к истинно родовой, "народной" мудрости. Подобно тому, как
искусство в китайской традиции постигается за пределами всякого умения, к
незыблемой, безупречной правде Великого Пути возвращаются, забыв о всех
умствованиях.
Истина вечносущей Метаморфозы относится в равной мере к жизни природы и
к жизни духа. Природа со-знания и есть событийность.
Сознание не может не стремиться осознать самое себя, и в этом усилии
самосознания преодолевать себя и опознавать смычку между несходными, более
того - несравненными состояниями духа. В нем нет никакой сущности, никакой
"объективной данности", доступной рассмотрению.
Средневековый китайский ученый Хун Цзычэн записал: "Сознание не есть
то, чем оно является. Что же в нем сознавать?". Пустота, нечто "извечно
отсутствующее" как исток и среда непрестанного самообновления и есть, по
китайским понятиям, действительная природа сознания.
Мы можем указать в итоге на следующие свойства реальности как "великого
превращения":
Во-первых, эта реальность предстает смычкой, связью, отношением между
различными моментами бытия, различными отблесками мирового Все. Как
отмечается в древних даосских книгах, Великое дао есть нечто такое, что
"пребывает между присутствием и отсутствием", "похоже на одно, а на самом
деле другое". Мир виделся древним даосам "раскинутой сетью без начала", и в
этом мире "все вещи вмещаются друг в друга".
Во-вторых, это реальность, обладающая как бы двойным дном, своего рода
внутренней, сокровенной, лишь символически присутствующей глубиной -
глубиной того, что скрывается в сокрытии, превращается в превращении,
теряется в утрате; это, по-китайски, небесная, или зеркальная, глубина,
присутствующая в светоносной, кристально-прозрачной среде.
В-третьих, это реальность, утверждающая вместо отвлеченной
самотождественности постоянство вечнотекучести. В ее свете нет ничего
"данного" и представленного, никаких застывших идей или вещей, а есть лишь
про-ис-течение мирового потока жизни, с его нескончаемой чередой моментов
ранних и поздних, предваряющих и последующих. Ибо усилие самоосознания,
обнажая предел нашего опыта, высветляет и присутствие неведомого Другого,
который пришел прежде нас.
Теперь мы можем лучше понять некоторые важные особенности наследия
ушу - в частности, постоянные ссылки китайских мастеров на "подлинную
традицию" (чжэнь чуань), существующую вне всяких явленных ее признаков,
деление практики на "внутреннюю" и "внешнюю", на "обладающее формой" и
"бесформенное". Так, Цзинь Имин в своей книге "Основы кулачного искусства
Удан" (1929 г.) указывает:

"В кулачном искусстве существует различие между тем, что обладает
формой, и бесформенным. Обладающее формой - это движения руками и ногами,
стойки и повороты. Разучивая их день и ночь, их легко перенять.
Бесформенное - это внутреннее постижение, о котором нельзя сказать словами.
Перенять его трудно..."