"Александр Малышкин. Падение Даира (Сб. "Поединок" 1982)" - читать интересную книгу автора

выкинулись из гимнастерки, кричали в поле, в толпы, в бескрайний ветреный
день:
- То-ва-ри-шши!
О последних черных силах, о солнечных рубежах, за которыми счастье,
хлеб и вечера как золотеющая рожь. Хмурые батальоны молчали; бесшумно
знамена плескались под плахой в желтом свечении горизонтов. А в горизонтах
лежали поля, рыжие, пустые, холодные; и бесконечная тусклая свинцовость
вод, уходящих в муть: там была жуткая лютая грань, оплаканная матерями.
Гигантское полотно колыхалось за плахой. И как призраки - в серых
ветрах дня Красный и Черный всадники сшиблись в вышине грудями
огненноглазых, бешено вздыбленных коней. Кто кого раздавит в сумерках
полей, в смертельной схватке... А за ними уходит ночь, и брезжут рассветы
красной золотеющей рожью.

Это есть наш последний и решительный бой...

Оркестры играли. Просторы мощно и задумчиво разверзались, грустью
наплывали замедленные певучие ветры: колыхались знамена застывших
батальонов. Перетянутые ремнями накрест ротные семенили перед фронтом.
Около командарма, в центре круга, собрались начдивы, начальники штабов.
Начальник Пензенской дивизии, мигая озябшими веками, нагибаясь, обидчиво
говорил:
- Вы на моих-то картинок обратите внимание, товарищ командующий. Не
солдаты, а босая команда! Где же справедливость, а?
С рядов летела придушенная команда:
- Рав-вня-й-айсь!
И вдруг, после паузы застывших движений - ревом барабанов и труб
ударили два оркестра. Колоннами повзводно шли батальоны. Тысячи ног били
по песку мерно и четко. И в степи - от медных и певучих стенало откликом -
гортанно и грустно; пело о бурях и прекрасных веках.
Был на рубеже времен желтый день в полях, и в нем торжественный
церемониал толп на пепелище пышного когда-то степного царства, командарм и
штабы, вытянувшиеся, пронизанные трепетом идущего, и ветры, и безвестье
неизжитых, неизволнованных дней...
И под пенье гортанных торжественных фанфар видел командарм - шли,
наступая, ряды, кося глазами ему в грудь. И впереди всех двое - их
встречал он где-то: они запомнились навсегда, как рыжий день, как мерзлые
пустые поля. Крайний с фланга рослый парень с красным обветренным лицом, в
черном заплатанном пиджаке, в опорках, укутавший шею в красный дырявый
шарф; и рядом с ним в австрийской аккуратной шинели и кепи, усатый,
пожилой, с крупными прозрачными глазами.
Пели трубы, тысячи ног били в песок, и желто просвечивали поля -
безграничные; и эти двое шли (за ними еще тысячи и тысячи); в пенье фанфар
шли упоенные - на крыльях сказок о прекрасных веках - парень в дырявом
шарфе, закинув голову и орлом глядя вперед; другой, опустив веки (крупные
и впалые), утонув в далекие брызжущие сны...
Проходили ветераны Пензенской дивизии. Командарм знал эти израненные,
окровавленные остатки.
- Спасибо, товарищи!
- Служ... ба... ре-во-лю-ции!