"Александр Малышкин. Поезд на юг (Советский рассказ двадцатых годов)" - читать интересную книгу автора

глазами, накануне виселичного обряда, во врангелевской комендатуре...
Подождите, пещера еще впереди.
- Это Чатырдаг, - ахают сзади девицы и бросаются к моему окну в бурном
восторге, забывадсь, жмутся ко мне своей неосторожной мягкогрудой
теплотой. За ними Григория Иваныча румяная, по-утреннему жмуристо
улыбающаяся рожа.
- До Симферополя далеко? - спрашивает он меня потихоньку.
- Около часу.
Бедняге придется скоро попрощаться с нами.
На остановке товарищ Яковлев, командарм зеленой, ходит по лоткам с
фруктами, покупает полный картуз огромных лиловых слив и большой пакет
винограду. Гостинцы выкладываются на гостеприимно растянутый между
коленями подол женщины, наседочий подол, с которого вся семья насыщается
не спеша и молча. Толстая блондинка, после уборной, холодит всех
одеколоном и вертит зеркальцем у носика. За ее головой, за свешивающимися
на окна одеялами - восход какой-то известково-голубой горы, ослепительная
земля, Крым. Давно забыто и про бандитов, и про ночь, в вагоне солнечно,
напарено до одышки, мужчины расслабленно трясут на себе расстегнутые
вороты рубах: сорвать бы их совсем.
В Симферополе Григорий Иваныч таинственно исчезает. Его постель
аккуратно увязана ремешками и вместе с сундучком стоит на краю полки. Мне
видны из коридора голая шея и худенькая спина Женечки, в воздушном
ситцевом платьице, за- - ломленные над непокорной прической голые руки;
она обиженно ссорится с блондинкой:
- Сонечка, я определенно, дорогая, помню, что я делаю, ради бога, без
наставлений!
Григорий Иваныч возвращается перед последним звонком с очень
сконфуженным видом.
- Взял плацкарту до Севастополя, - говорит он, улыбаясь покаянно. - В
самом деле, надо посмотреть ваши Байдарские ворота, что это за чудо такое.
Блондинка ревниво и раздраженно язвит:
- Да ведь вы, кажется, их уже видели?
- То другие, - смущается Григорий Иваныч. - Название очень похожее,
забыл. Другие.
Каменные теснины обступают поезд до самого неба. Горячий праздничный
полдень лежит где-то на их далекой, травяной, плоско обсеченной высоте.
Туннели гремят, как веселые мгновенные ночи, и каждый раз, в их мраке, из
коридора вспыхивает щекотно знакомый девичий смех. И на вокзальном
перроне, вероятно, уже бьют звонки: подходит плацкартный Москва -
Симферополь. Вот он, солнечный, изжажданный мечтами конец пути! Мы гудим
во всю сувою железную грудь и с ликующим грохотом ввергаемся в последние
перронные дебри.
Зайчики играют на полированных дверях, на асфальте, в пустынном
занавешенном зале, за которым зияюще горит выход на вокзальный двор. Там
все раскалено и думается об огромных, роскошно осыпающихся прибоях.
Мы ждем двенадцатиместного автомобиля Крымкурсо, рассевшись на своих
вещах, как беженцы. Всюду с рекламных плакатов струится Крым, закинутые в
синь белостенные сказки, закатная тень дворцов, за которыми море и знойные
цветники, - и прямо из них подкатывают автомобили к нам, к вечернему
поезду, ссаживая загорелых, торопливых людей, с каменной пылью прибрежий