"Игорь Малышев. Подменыши (роман Журнальный вариант) " - читать интересную книгу автора

лишенными цели и надежды.
Даже Белка, казалось, несколько утратила свою обычную живость и
потускнела, хоть и старалась не показывать вида, всячески подбадривая своих
"сокамерников".
- Как в земляной яме тут сидим! Как в чеченском зиндане. Света не
видим, людей боимся. Не продохнуть, - раздраженно говорил Сатир в минуты
упадка.
- Не раскисай, ты ж воин! - говорила Белка. - Займись чем-нибудь
полезным. Например, телевизоры почини. Ты знаешь, как телевизор устроен?
- Ты что, сдурела? Я не знаю, как обычный чайник устроен, а ты -
телевизор!
- Эльф, ты понимаешь что-нибудь в электронике?
Эльф прокопался недели две, постоянно жалуясь на то, что у него нет ни
схем, ни запчастей, но с задачей справился. Из восьми телевизоров у него
получилось четыре, из трех приемников - два и из двух магнитофонов - один.
Кассет, правда, среди старья не обнаружилось, и потрепанный "Романтик"
простаивал без дела, но остальная техника изредка использовалась.
Жизнь вошла в какую-то глубокую и безнадежную колею. Друзья увязали в
вынужденном безделье, как пчелы в меду. Медлительность времени раздражала.
Приплывали из ниоткуда и исчезали, как в замедленной съемке, мгновения,
неторопливо истлевали минуты, долго и тоскливо исходили едким дымом часы.
Однажды Сатир улегся в рыжую от въевшейся ржавчины пустую ванну,
полежал с полчаса, отрешенно глядя в потолок, и громко прокричал:
- Все! Я не знаю, чем заниматься дальше!
Из комнаты показалась Белка:
- Ну, что тут у нас?
- Достало меня все. Устал я. Какая-то пустота внутри, которая все
растет и растет. Иногда вообще непонятно, жив я или умер. Есть я или нет.
Да мне на самом деле уже, в общем-то, и все равно: есть я, нет меня...
- продолжал он. - У нас двух друзей убили, человек пять по тюрьмам
сидят, а мы отдыхаем... Спрятались и отдыхаем. Все вокруг нас такое чуть
теплое, безопасное. И я сам чувствую, как становлюсь теплым и безопасным.
Эльф с закрытыми глазами прочитал по памяти:
- "...О, если бы ты был холоден или горяч! Но поскольку ты тепел, то
изблюю тебя из уст моих". Библия. И еще, кажется, это цитировалось у
Достоевского в "Бесах".
Блуждающий взгляд Сатира остановился посреди потолка.
- "Изблюю", - сказал и замолчал, словно пытаясь уловить, как звук
растворяется в тишине. - "Изблюю", - повторил. - Да, точнее не скажешь...
Однажды ночью Сатир дождался, когда в комнате погаснет свет, выждал
некоторое время, бесшумно, как рысь, подошел к дивану и прислушался к
дыханию спящих. Потом с еле слышным шорохом оделся и, придержав дверь, чтоб
не хлопнула, вышел на улицу.
Подходил к концу бесснежный морозный ноябрь. Редкие листья, чудом
уцелевшие во время листопада, покрылись изморозью, словно сахарной глазурью,
и чуть искрились в свете фонарей. Сатир остановился у подъезда, поднял
голову к небу, с наслаждением вдохнул холодный, немного пьяный воздух.
Потянулся, подрагивая от радости, и побежал в сторону кольцевой дороги.
Пересек ее, добрался до леса и потом несколько часов, блаженствуя, носился
по хрусткому, прохваченному морозом ковру из листьев. Словно молодой лось, с