"М.К.Мамардашвили. Эстетика мышления " - читать интересную книгу автора

личных усилий. То есть не отличил хотя бы раз в жизни понятие
----------------------------------------
* Все они в настоящее время опубликованы. См.: М. К. Мамардашвили.
Картезианские размышления. - М.: Прогресс - Культура, 1993; Лекции о
Прусте. - M.: Ad Marginem, 1995; Психологическая топология пути. - СПб.:
Русский Христианский гуманитарный институт, 1997; Кантианские вариации. -
М.: Аграф, 1997; Лекции по античной философии. - М.: Аграф, 1997;
Современная европейская философия. XX век (в печати). [6] мысли от самой
мысли, в которой, как он выражался, "ты отсутствуешь, но она есть", и
следовательно, твоя задача, когда она озарила тебя, попытаться каким-то
образом удержать ее, чтобы остаться человеком.
Таков, если угодно, эмоциональный пафос этих бесед, которым автор
стремится заразить теперь и нас, когда мы имеем возможность прочитать их уже
в виде книги и убедиться в том, что нормальная жизнь в нашей стране
действительно невозможна без живого начала мысли. А именно - без философии,
которой он служил, повинуясь голосу собственного призвания, как и подобает
просвещенному человеку. То есть не ожидая подвигов от других, а поставив
бытийно-личностный эксперимент на себе.
Поделюсь одним воспоминанием. Много лет назад (это происходило в
редакции журнала "Вопросы философии", где мы с М. К. тогда работали), как-то
разговаривая о только что вышедшем очередном томе "Истории античной
эстетики" А. Ф. Лосева, я сказал ему, что не совсем понимаю, почему Лосев
пишет свои книги об эстетике, а о не философии. И, помню, привел по этому
поводу следующий аргумент: очевидно, он просто боится, что ему придется в
таком случае давать оценку того, о чем он пишет, с марксистско-ленинских
позиций, а он не хочет дискредитировать античную философию и пускается на
хитрость. На что, внимательно меня выслушав, М. К. ничего не ответил, и,
видимо, я забыл бы об этом разговоре, если бы спустя 17 лет не узнал, что он
читает свой курс по "эстетике". Думаю, что и М. К. едва ли помнил о нем (я
так и не успел, к сожалению, спросить его), но в данном случае это не столь
важно, так как по существу А. Ф. Лосев был прав: философия, конечно,
немыслима без анализа эстетических, выразительных форм действительности,
которые мы воспринимаем обычно как объективную ценность. Из чего он,
собственно, и исходил, когда писал свою "Историю".
Однако по-своему, как я теперь понимаю, было столь же оправданно и
затянувшееся обращение к эстетике самого М. К., поскольку он считал, что
гораздо важнее внача-[7] ле восстановить в правах философию, чтобы вообще
стало понятным, что такое эстетика и какое значение она имеет в нашей жизни.
Но с одной существенной оговоркой: для него, в отличие от А. Ф. Лосева,
"эстетическая форма" - будь то безличный античный космос, которому
поклонялись древние греки, или духовный личностный абсолют Средних веков и
более позднего времени - не существовала вне мысли. То есть без обсуждения
проблемы стиля и формы самого мышления, его предпосылок, уходящих в глубины
мысли как таковой, ее невыразимости. В этом смысле он никогда не являлся
сторонником теории мимесиса (простого подражания), а был последовательным
кантианцем, полагая, что эстетики еще нет, если ее нет в нас, и задача
философа показать это, учитывая, что мы привыкли относиться к мысли как к
инструменту или средству достижения цели. Тогда как на самом деле таким
инструментом, по его словам, является наш язык и способ мышления, а целью
становится в этом случае удержание мысли с помощью уже существующего