"Мераб Мамардашвили. Филосовские чтения" - читать интересную книгу автора

желаниями и чувствительностью, эти существа в какой-то момент не
"профилософствовали". То есть не осуществили какой-то особый акт (или
состояние), который оказывается различенным и названным философским. И
второй регистр - это философия как совокупность специальных теоретических
понятий и категорий, как профессиональная техника и деятельность, с помощью
которых нам удается говорить об указанном элементе и развивать его и
связанные с ним состояния, узнавая при этом и о том, как вообще устроен
человеческий мир. Назовем первый регистр "реальной философией", а второй -
"философией учений и систем". Поэтому фраза и была построена так: то, о чем
приходится говорить на особо изобретаемом для этого языке...
Иными словами, нечто уже есть, и есть именно в истоках подлинно живого
и значительного в нас, в действии человеко-образующих и судьбоносных сил
жизни: время, память и знание уже предположены. И тем самым уже дан и
существует некоторый изначальный жизненный смысл любых философских
построений, как бы далеко они ни уносились от него (в том числе и в наших
понятиях времени, памяти, знания, жизни). Но сама возможность и логика
экспликации того, что уже выделено и "означено" смыслом, диктует нам особый,
отвлеченный и связный язык (отличный как от обыденного, художественного или
религиозно-мифологического языка, так и от языка позитивного знания). Хотя
всегда остается соотнесенность одного с другим. И она постоянно выполняется
как внутри самой теоретической философии, в ее творческих актах, так и во
всяком введении в нее.
Теперь легко понять, чего можно ожидать, когда мы встречаемся с
философией. А соответственно - и с "введением" в нее. Или - чего нельзя
ожидать, какие ожидания и требования мы должны в себе блокировать,
приостановить.
Когда нам читают лекции по физике, химии, ботанике, социологии или
психологии, то мы вправе ожидать, что нам будет сообщена при этом какая-то
система знаний и методов и мы тем самым чему-то научимся. Но в данном случае
у нас нет такого права, и мы не должны поддаваться соблазну этого ожидания.
Философия не может никому сообщить никакой суммы и системы знаний, потому
что она просто не содержит ее, не является ею.
Поэтому и учить ей нельзя, обучение философии напоминало бы в таком
случае создание "деревянного железа". Ибо только самому (и из собственного
источника), мысля и упражняясь в способности независимо спрашивать и
различать, человеку удается открыть для себя философию, в том числе и смысл
хрестоматийных ее образцов, которые, казалось бы, достаточно прочитать и,
значит, усвоить. Но, увы, это не так. "Прежде - жить, философствовать -
потом", - говорили древние. Это относится и к чтению давно существующих
философских текстов. Хрестоматийные образцы должны рождаться заново
читателем.
Приведенное выражение вовсе не означает поэтому какого-либо
преимущества или большей реальности прямого практического испытания опыта,
немедленного удовлетворения его позывов по сравнению с отстраненным духовным
трудом и его чисто мысленными "текстами". Как если бы, когда к вечеру
закатится круг жизни, можно было, примостившись у камина, делиться
удивительными богатствами пережитого, а на самом деле это были бы лишь
анекдоты или пикантные подробности. Сова Минервы так никогда не вылетит в
сумерки, а лишь болтливая сорока.
Следовательно, сначала - только из собственного опыта, до и независимо