"Теймур Мамедов. Когда боги спят." - читать интересную книгу автора

времена и эпохи на них опирались и ими помыкали венценосные владыки. И
сейчас даже убийство младшего сына не послужило толчком для Прексаспа, не
заставило его выйти из привычного повиновения.
Подняв на руки уже начинающее коченеть тело сына, он покинул лагерь
через ворота, обращенные к востоку, и углубился в пустынное море желтых
песков, оставив за спиной окраину полей [древнеегипетский термин; граница
обрабатываемых земель на краю пустыни]. Несмотря на боль невозвратимой
утраты, тисками сжавшую сердце, он не забывал зорко следить за тем, чтобы
ни одна капля крови не упала на раскаленную землю и этим не осквернила ее.
Там, в глубине безжизненной пустыни, среди сухих песков надеялся он
отыскать гранитную или известняковую глыбу, на которую возложит своего
мальчика, чтобы оплакать его и навсегда проститься с ним. Долго он шел,
внимательно осматривая окрестности за пеленой знойного марева, выискивая
подходящую скалу: такую, чтобы труп сына не скатился на землю-кормилицу,
когда хищные птицы и дикие звери начнут рвать его на части...
Приближался полдень, то время суток, когда все живое в этом краю
спешит спрятаться в благодатной тени или в глубине своих нор. Едкий пот
застилал глаза вельможи, а жгучие лучи солнца словно пытались воспламенить
его шерстяной, мокрый под мышками, хитон. Дышал он тяжело, с хрипом, как
загнанный зверь - ни одного грана влаги не было в раскаленном воздухе. Как
утверждали жрецы Мемфиса, уже более сотни лет здесь, в окрестностях
столицы, не выпало ни единой капли благодатного дождя. И, быть может,
Прексасп остался бы здесь навсегда, рухнув на текучий песок, сраженный
солнечным ударом, если б поиск затянулся. Но вельможе посчастливилось,
судьба готовила ему другой удел, и за очередным барханом он нашел,
наконец, то, что искал, и до самых сумерек просидел над холодным трупом
сына в тени, отбрасываемой нависающей над ним вершиной известняковой
скалы. На следующий день, когда он вышел из шатра, многие в лагере не
узнали вельможу - волосы на его голове стали белыми, и даже в густой
волнистой бороде заструились тонкие серебряные нити.


В лагере персов, среди утомленных от непривычного бездействия и
истосковавшихся по родным и близким воинов Камбиза с быстротой лесного
пожара распространились слухи о странном недомогании владыки, с которым
опытные знахари и маги не могут ничего поделать. К тому же приближалась
зима, и поредевшие полчища азиатских воинов ждали приказа о возвращении в
Персиду. Особенно нетерпеливыми были рядовые воины - меченосцы и метатели
дротиков; игра в поистертые кости и в "чет и нечет" уже набила оскомину и
не могла, как в первые дни, сгладить их однообразные, словно окружающая
местность, будни. Раздраженные, готовые вспыхнуть подобно раданаку
[раданак (мидийск.) - нефть] при малейшей обиде, завоеватели обнажали свои
акинаки по любому поводу и без малейшего повода, и кровавые поединки между
представителями различных племен Азии стали повседневным явлением, хоть и
пресекались неукоснительно привлеченными звоном оружия военачальниками,
беспощадными к нарушителям дисциплины.
В последствии никто из персов не мог вспомнить, кто первым принес в
наэлектризованный лагерь не лишенную правдоподобия весть о том, что
единокровный брат Камбиза, младший сын Кира Бардия поднял мятеж на родине,
и вся Персида и Мидия уже подчинились тому, кто отменил подати и военную