"Теймур Мамедов. Когда боги спят." - читать интересную книгу автора

дознаются о твоей слабости. Ведь вино способно отнять твой разум и
притупить остроту зрения, лишить хладнокровия и точности удара, владыка.
- Мне не составит труда доказать тебе твою неправоту, Прексасп... -
зловещим тоном произнес Камбиз. - Теисп, подай мне лук и колчан, а затем
встань у входа в шатер!
Юный виночерпий опустил еще полный сосуд на ворсистый ковер, подал
Камбизу инкрустированный слоновой костью боевой лук и колчан, туго набитый
перистыми стрелами и, пятясь назад, достиг выхода, застыв там неподвижным
изваянием. Сердце Прексаспа сжалось от ужаса, он без труда понял, что
задумал Камбиз.
- Смотри, Прексасп, я направлю стрелу в твоего сына, - цедил сквозь
зубы царь, - и если она пронзит его сердце, то никто из персов не посмеет
сказать, что моя рука или глазомер способны подвести меня во время
кровопролитной битвы!
Камбиз медленно натягивал тетиву, словно наслаждаясь беспомощностью
отца. Глядя исподлобья на жертву, он отпустил тугую тетиву, и она басовито
загудела, послав стрелу в цель. Теисп зашатался и, раскинув руки, упал
навзничь. Откинулся тяжелый полог шатра, и внутрь заглянуло удивленное
лицо стража дверей.
- Вели рассечь тело Теиспа и показать отцу сердце его сына, дабы он
убедился в том, что стрела послана именно туда, куда и была направлена
мною! - закричал Камбиз. И тут же на глазах присутствующих обмяк и сел на
ложе, выронив лук. Высокий лоб его покрылся мелкой испариной. Камбиз
провел по нему тыльной стороной ладони.
- Оставьте меня одного... - еле слышно вымолвил он.
...Трудно описать душевное состояние Прексаспа, покидавшего царский
шатер. В голове вельможи царил хаос, помутневшие глаза застилала невесомая
пелена. Не чувствуя под собою ног, он слегка пошатывался, словно ему
пришлось-таки опорожнить золотую скифскую чашу, добытую воинами Кира во
время похода на непобедимых саков. Но в груди у него не было испепеляющего
разум гнева, жажда мщения Камбизу не обжигала его сердце.
Люди, подобные Прексаспу, тем легче смиряются перед своим
властелином, чем суровее последний. Поклоняясь кумирам, требующим
постоянных жертв, в том числе человеческих, карающих склонных к
прегрешениям смертных неурожаями, чумой и набегами кочевников, эти люди и
своих земных владык желали видеть алчными, жестокими, без малейшего
сострадания к своим беспомощным жертвам. Искренняя доброта и величие души
в своих властелинах непонятна рабам от природы. Это они нарекли льва царем
всех зверей, а не дикого и грозного вепря, который хоть и может постоять
за себя при встрече с человеком или другим противником, но не отличается
кровожадностью.
Ничем не отличался от них и Прексасп.
Многовековая, передаваемая от отца к сыну, из поколения в поколение,
закрепленная домашним воспитанием и непреклонными убеждениями окружающих
рабская покорность глубоко проникла и укоренилась в вельможе. И она не
позволила сейчас волнам гнева и ярости завладеть его разумом. Мысль о
возможном мщении даже не приходила в его голову. Людей, готовых
распластаться в ногах своего повелителя, воспринимать как должную,
заслуженную кару любой приговор за малейшую провинность порождали не
только погрязшие в предрассудках и темных суевериях античные века. Во все