"Теймур Мамедов. Когда боги спят." - читать интересную книгу автора

нам божка, жалкого Ахурамазду! Не допусти этого, о, Мардук, властитель
мироздания! Услышь Пирхума, могущественный пастырь, услышь меня, где бы ты
сейчас не находился: на мягком ли ложе в объятиях своей супруги,
лучезарной Сарпанит [богиня, супруга Мардука], или на шумном пиршестве в
кругу бессмертных небожителей! Поспеши покарать нечестивого перса, пока
плевелы зла не разнес злобный ветер, рожденный смрадным дыханием демонов
восточных пустынь! Благослови своего верного слугу, дабы смог он вернуть
твое прежнее величие, возродить твою былую славу среди черноголовых
Вселенной. Посылаю я в далекий Мемфис сына своего, обладающего
божественным даром - может он подчинять людей своей воле, не произнося при
этом ненужных слов, и выполняют они все, что он приказывает им мысленно.
Должен мой сын вручить Камбизу меч царей Вавилона, клинок которого покрыт
неподвластным времени ядом страны Синдху [так называли в древности Индию],
- да найдет от него смерть вероломный Камбиз, замысливший худое,
нарушивший предсмертное напутствие отца своего - чтить всех богов
подвластных ему народов. Это он проповедует неслыханное - будто бог во
всей Вселенной один, и имя ему Ахурамазда! Покарай его, о, Мардук!
Какое-то время оставался жрец на коленях, вперив пристальный взгляд в
жуткие очи Мардука, словно ждал от него знамения, затем, опершись руками о
выложенный полированными гранитными плитами холодный пол, тяжело поднялся.
Следовало спешить - через какой-то час караван тамкаров, прибывший из
горного Элама, отправится в страну пирамид, и с этим караваном пустится в
далекий путь с опасным поручением его сын Агбал...


Во внутреннем дворике, из-под широкого навеса, под которым
прилепились к высокой стене, опоясавшей по всему периметру территорию
храма, неказистые жилища семей не поднимающих глаз, раздался внезапно плач
ребенка. Голодное или обессиленное духотой, дитя не унималось, - жалобный
прерывистый крик отвлекал Пирхума от назойливых мыслей, терзающих его
сердце в последние дни, и особенно теперь, перед скорым расставанием с
сыном. Поморщившись, жрец стряхнул пыль с колен, вышел из полусумрака
храма на залитый солнцем двор.
- Есть ли здесь кто-нибудь? - выкрикнул он.
На его зычный голос из-под навеса вышел мужчина с гладко выбритым
теменем, с лицом, опухшим от долгого сна. Это был надсмотрщик над рабами,
лидиец.
- Чей это ребенок надрывается, нарушая тишину обители бога? -
встретил его мрачным взглядом Пирхум. - Вели матери немедленно успокоить
этого недоноска, или я прикажу бросить его в волны Евфрата!
Смиренно выслушав господина, раб скрылся под покатым навесом, и
несколько минут спустя плач ребенка утих так же внезапно, как и возник.
Пирхум, окинув хозяйским взглядом безлюдный двор, вернулся в прохладный
полусумрак обители Мардука.


Взобравшись на залитую асфальтом крышу храма, Агбал прощался с
Вавилоном. Опасное поручение отца не заставило его сердце биться чаще
обычного. С уверенностью, свойственной цветущей молодости, смотрел он в
будущее, нисколько не сомневаясь в благоприятном исходе задуманного отцом