"Эмиль Мань. Повседневная жизнь в эпоху Людовика XIII " - читать интересную книгу автора

сапожную иглу и дратву, накидывал черный плащ с капюшоном, привешивал шпагу
и начинал обход мест, где слонялись без дела мальчишки-посыльные из лавок, и
подвалы, куда уже пришли пропустить стаканчик красного пьяницы с багровыми
носами. И везде наш литератор отдавал на съедение этой возбужденной публике
предназначенную ей порцию насыщенных ядом россказней. Он и ему подобные,
подбрасывая, таким образом, дровишек в костер общественного недовольства,
частенько провоцировали всякого рода стычки и столкновения: именно они
побудили горожан броситься на приступ Ратуши, когда интересы последних
оказывались ущемленными уменьшением ренты. Некто Пикар, обосновавшийся на
улице Юшетт, великий мятежник и предводитель армии "холодных" сапожников,
заслужил в Париже широкую известность в качестве "базарной бабы". Он умело
разжигал и поддерживал гнев, направленный против своего главного личного
врага - маршала д'Анкра. И вот что случилось из-за неумеренной агитации,
проводившейся им самим и другими любителями молоть языком.
Утром 25 апреля 1617 г. шайка нечесаных бездельников в лохмотьях взяла
штурмом двери церкви Сен-Жермен-л'Оксерруа и, вытащив из-под могильной плиты
тело этого маршала, застреленного накануне по приказу короля под сводами
Бурбонских ворот Лувра, связала трупу ноги оторванной от языка колокола
веревкой, протащила его по улицам и набережным до выхода с Нового моста и
подвесила головой вниз на виселице, где обычно приговоренные к казни воры
совершали свой последний "кувырок", правда, в обратной позиции. Толпа
хохотала и улюлюкала. Но этого ей показалось мало. Пока кто-то, вооружившись
остро наточенным ножом, отрезал уши, нос и "срамные части" раскачивавшегося
на веревке тела, черного от грязи и запекшейся крови, толпа заставляла
прохожих кланяться и кричать "Да здравствует король!", а входившие в шайку
ловкие карманники делали свое дело, обирая зевак. Вскоре, устав от подобных
упражнений, негодяи сняли "тухлятину" с виселицы и бросили тело в наскоро
возведенный костер. Тут их ожидало серьезное разочарование: плоть под огнем
коробилась, но пламя никак не могло сожрать ее окончательно. Неужели так и
не удастся избавиться от этого злодея, этого дьявола, околдовавшего регентшу
с ее слабыми мозгами? Высокий, одетый в ярко-красное человек, видимо,
взбешенный всем происходящим сильнее своих собратьев, приблизился к трупу,
вскрыл ему грудь, вырвал сердце и, чуть подрумянив на огне, проглотил не
разжевывая... На лице людоеда в этот момент читалось глубокое
удовлетворение. У него нашлись не менее кровожадные последователи: еще
немного - и тело было бы разорвано на куски. Но толпа воспротивилась: раз уж
так, ей хотелось сохранить свою добычу, насладиться местью сполна. Снова
связав ноги чудовищной мумии, покрыв ее плевками и комьями грязи, осыпав
проклятиями, толпа с гиканьем поволокла обезображенный труп по улицам к
особняку принца Конде, тогда узника, и заставила мертвое тело кланяться, как
бы приветствуя хозяина дома. И только к вечеру этого ужасного дня толпа
"шутников", разраставшаяся от квартала к кварталу за счет присоединявшихся к
основной группе ротозеев, умудрилась все-таки сжечь останки на костре,
разложенном на этот раз у позорного столба близ Ратуши, и разделить между
собой пепел.
А народ? Народ в истинном смысле понятия - ремесленники, простые
горожане, буржуа... Пусть даже и велась среди этих людей агитация подобного
толка, пусть даже и велика была их ненависть к фавориту Марии Медичи, -
принимал ли на самом деле участие этот народ в жутчайшей трагедии из тех,
что разыгрывались на улицах Парижа в период царствования Людовика XIII? Едва