"Эмиль Мань. Повседневная жизнь в эпоху Людовика XIII " - читать интересную книгу автора

смертной казнью... Памятным постановлением от 11 февраля 1634 г.,
предусматривавшим введение поистине драконовских мер, Парламент попытался
активизировать почти совсем угасшую деятельность полиции и парализовать все
возраставшую наглость преступного сообщества.
Тщетная попытка! Груды бумаги ничем не улучшили положения. Пусть даже
застенки Шатле были переполнены узниками; пусть даже два десятка виселиц,
которые, служа мрачным украшением всему городу - от Гревской площади до Круа
дю Тируар, от моста Сен-Мишель до Нового моста - никогда не пустовали; пусть
даже летели головы с эшафота на перекрестке Гийори; пусть даже тянулись
бесконечные цепочки каторжников к галерам Марселя "писать по воде перьями
пятнадцати футов в длину"... Несмотря на все эти строгости, процветание
преступного мира продолжалось. К концу царствования Людовика XIII сброд
демонстрировал такой пыл в своих гнусных занятиях, что современники могли -
явно не без оснований - обвинять комиссаров в том, что они служат
преступникам "крышей", получая с этого навар, который становился немалым
подспорьем для семьи.


II. Повседневная жизнь знати. Король и двор

На рассвете Лувр медленно-медленно проступает из тумана, поднимающегося
над Сеной. Сначала показываются его тяжелые башни, потом - почерневшие от
грязи фасады, подъемный мост и рвы, заполненные мутной, подернутой ряской
водой, постоянный, неразводной мост, ограждающие его от внешнего мира стены
каменной кладки с башенками... Первые еще нерешительные лучи солнца
вырисовывают на блеклом небе всю эту суровую, даже угрожающую громаду,
которую любой принял бы за одну из тех известных по рыцарским романам
крепостей, где под охраной колдунов и драконов томились несчастные
принцессы.
Ничто не шелохнется, никаких звуков вокруг... Приход
Сен-Жермен-л'Оксерруа пока спит. Но время идет. Туман рассеивается. И вдруг
разгорается день. На расположенном по соседству Новом Мосту слышится
хрустальный перезвон: ожила колокольня Самаритен. Еще чуть-чуть - и гулким
басом пробьют часы Пале. Город пробуждается. С реки доносятся крики и песни
матросов: их лодки стоят на причале у Школьных ворот. Перед Лувром - между
двумя гигантскими центральными башнями - стражники, подчиняющиеся прево,
открывают тяжелые створки Бурбонских ворот, и створки эти оказываются теперь
под мрачными сводами, ведущими во внутренний двор. Затем стражники строятся
и - облачившись в форменные голубые камзолы, прихватив алебарды -
размеренным шагом переходят подъемный мост и движутся занять свое место у
потайной двери в наружной стене - там ход на Петушиную улицу. На этой
длинной, узкой, извилистой, неровно вымощенной улице, превращенной в жуткую
клоаку протекающим посреди "ручьем", кроме королевского дворца находились
еще и монастырь Отцов-ораторианцев, несколько домов, принадлежавших буржуа,
лавка виноторговца мэтра Оливье с вывеской "Имя Иисуса" (впрочем, может
быть, и "Черт побери!" - лавка называлась "Nom de Jesus"[15]), отели
Лонгвилей и Бурбонов.
К тому времени, как стражники встают на караул у потайного хода,
повозки и тачки, сопровождаемые грузчиками, уже грохочут по тряской
мостовой, двигаясь к набережной. Чем позже - тем сильнее шум, тем оживленнее