"О.Мандельштам. Путешествие в Армению" - читать интересную книгу автора

Я был в гостях у Гулиа - президента Абхазской академии наук и чуть не
передал ему поклон от Тартарена и оружейника Костекальда.
Чудесная провансальская фигура!
Он жаловался на трудности, сопряженные с изобретением абхазского алфавита,
говорил с почтением о петербургском гаере Евреинове, который увлекался в
Абхазии культом козла, и сетовал на недоступность серьезных научных
исследований ввиду отдаленности Тифлиса.

Твердолобый перестук биллиардных шаров так же приятен мужчинам, как
женщинам выстукивание костяных вязальных спиц. Разбойник кий разорял
пирамиду, и четверо эпических молодцов из армии Блюхера, схожие, как
братья, дежурные, четкие, с бульбой смеха в груди - находили аховую
прелесть в игре.
И старики партийцы от них не отставали.

С балкона ясно видна в военный бинокль дорожка и трибуна на болотном
маневренном лугу цвета биллиардного сукна. Раз в год бывают большие скачки
на выносливость для всех желающих.
Кавалькада библейских старцев провожала мальчика-победителя.
Родичи, разбросанные по многоверстному эллипсу, ловко подают на шестах
мокрые тряпки разгоряченным наездникам.
На дальнем болотном лугу экономный маяк вращал бриллиантом Тэта.
И как-то я увидел пляску смерти - брачный танец фосфорических букашек.
Сначала казалось, будто попыхивают огоньки тончайших блуждающих пахитосок,
но росчерки их были слишком рискованные, свободные и дерзкие.
Черт знает куда их заносило!
Подойдя ближе: электрифицированные сумасшедшие поденки подмаргивают,
дергаются, вычерчивают, пожирают черное чтиво настоящей минуты.
Наше плотное тяжелое тело истлеет точно так же и наша деятельность
превратится в такую же сигнальную свистопляску, если мы не оставим после
себя вещественных доказательств бытия. Страшно жить в мире, состоящем из
одних восклицаний и междометий!

Безыменский, силач, подымающий картонные гири, круглоголовый, незлобивый
чернильный купец, нет, не купец, а продавец птиц,- и даже не птиц, а
воздушных шаров РАППа,- он все сутулился, напевал и бодал людей своим
голубоглазием.
Неистощимый оперный репертуар клокотал в его горле. Концертно-садовая,
боржомная бодрость никогда его не покидала. Байбак с мандолиной в душе, он
жил на струне романса, и сердцевина его пела под иглой граммофона.

ФРАНЦУЗЫ

Тут я растягивал зрение и окунал глаз в широкую рюмку моря, чтобы вышла из
него наружу всякая соринка и слеза.
Я растягивал зрение, как лайковую перчатку, напяливал ее на колодку - на
синий морской околодок...
Я быстро и хищно, с феодальной яростью осмотрел владения окоема.
Так опускают глаз в налитую всклянь широкую рюмку, чтобы вышла наружу
соринка.