"О.Мандельштам. Путешествие в Армению" - читать интересную книгу автора

Телесную круглость и любезность немецкой музыки он перенес на русские
равнины. Белыми руками концертмейстера он собирает российские грибы. Сырая
замша, гнилой бархат, а разломаешь - внутри лазурь.
Кто не любит Гайдна, Глюка и Моцарта - тот ничего не поймет в Палласе.

Поговорим о физиологии чтения. Богатая, неисчерпанная и, кажется,
запретная тема. Из всего материального, из всех физических тел книга -
предмет, внушающий человеку наибольшее доверие. Книга, утвержденная на
читательском пюпитре, уподобляется холсту, натянутому на подрамник.
Будучи всецело охвачены деятельностью чтения, мы любуемся главным образом
своими родовыми свойствами, испытываем как бы восторг перед классификацией
своих возрастов.
Но если Линней, Бюффон и Паллас окрасили мою зрелость, то я благодарю кита
за то, что он пробудил во мне ребяческое изумление перед наукой.
В зоологическом музее:
Кап... кап... кап...
- кот наплакал эмпирического опыта.
Да заверните же, наконец, кран!
Довольно!

Я заключил перемирие с Дарвином и поставил его на воображаемой этажерке
рядом с Диккенсом. Если бы они обедали вместе, с ними сам-третий сидел бы
мистер Пикквик. Нельзя не плениться добродушием Дарвина. Он
непреднамеренный юморист. Ему присущ (сопутствует) юмор ситуации.
Но разве добродушие - метод творческого познания и достойный способ
жизнеощущения?

В обратном, нисходящем движении с Ламарком по лестнице живых существ есть
величие Данта. Низшие формы органического бытия - ад для человека.
Длинные седые усы этой бабочки имели остистое строение и в точности
напоминали ветки на воротнике французского академика или серебряные
пальмы, возлагаемые на гроб. Грудь сильная, развитая в лодочку. Головка
незначительная, кошачья.
Ее глазастые крылья были из прекрасного старого адмиральского шелка,
который побывал и в Чесме, и при Трафальгаре.
И вдруг я поймал себя на диком желании взглянуть на природу нарисованными
глазами этого чудовища.

Ламарк чувствует провалы между классами. Он слышит паузы и синкопы
эволюционного ряда.
Ламарк выплакал глаза в лупу, В естествознании он - единственная
шекспировская фигура.
Смотрите, этот раскрасневшийся полупочтенный старец сбегает вниз по
лестнице живых существ, как молодой человек, обласканный министром на
аудиенции или осчастливленный любовницей.
Никто, даже отъявленные механисты, не рассматривают рост организма как
результат изменчивости внешней среды. Это было бы уже чересчур большой
наглостью. Среда лишь приглашает организм к росту. Ее функции выражаются в
известной благосклонности, которая постепенно и непрерывно погашается
суровостью, связывающей живое тело и награждающей его смертью.