"О.Мандельштам. Путешествие в Армению" - читать интересную книгу автора

Ни в коем случае не входить как в часовню. Не млеть, не стынуть, не
приклеиваться к холстам...
Прогулочным шагом, как по бульвару,- насквозь!
Рассекайте большие температурные волны пространства масляной живописи.
Спокойно, не горячась - как татарчата купают в Алуште лошадей,- погружайте
глаз в новую для него материальную среду - и помните, что глаз
благородное, но упрямое животное.
Стояние перед картиной, с которой еще не сравнялась телесная температура
вашего зрения, для которой хрусталик еще не нашел единственной достойной
аккомодации,- все равно что серенада в шубе за двойными оконными рамами.
Когда это равновесие достигнуто - и только тогда - начинайте второй этап
реставрации картины, ее отмывания, совлечения с нее ветхой шелухи,
наружного и позднейшего варварского слоя, который соединяет ее, как всякую
вещь, с солнечной и сгущенной действительностью.
Тончайшими кислотными реакциями глаз - орган, обладающий акустикой,
наращивающий ценность образа, помножающий свои достижения на чувственные
обиды, с которыми он нянчится, как с писаной торбой,- поднимает картину до
себя, ибо живопись в гораздо большей степени явление внутренней секреции,
нежели апперцепции, то есть внешнего восприятия.
Материал живописи организован беспроигрышно, и в этом его отличие от
натуры. Но вероятность тиража обратно пропорциональна его осуществимости.
А путешественник-глаз вручает сознанию свои посольские грамоты. Тогда
между зрителем и картиной устанавливается холодный договор, нечто вроде
дипломатической тайны.

Я вышел на улицу из посольства живописи.
Сразу после французов солнечный свет показался мне фазой убывающего
затмения, а солнце - завернутым в серебряную бумагу. И тут только
начинается третий и последний этап вхождения в картину - очная ставка с
замыслом.
У дверей кооператива стояла матушка с сыном. Сын был сухоточный,
почтительный. Оба в трауре. Женщина совала пучок редиски в ридикюль.
Конец улицы, как будто смятый биноклем, сбился в прищуренный комок,- и все
это - отдаленное и липовое - было напихано в веревочную сетку.

ВОКРУГ НАТУРАЛИСТОВ

Ламарк боролся за честь живой природы со шпагой в руках. Вы думаете, он
так же мирился с эволюцией, как научные дикари XIX века? А по-моему, стыд
за природу ожег смуглые щеки Ламарка. Он не прощал природе пустячка,
который называется изменчивостью видов.
Вперед! Aux armes! "К оружию! (фр.)." Смоем с себя бесчестие эволюции.
Чтение натуралистов-систематиков (Линнея, Бюффона, Палласа) прекрасно
влияет на расположение чувств, выпрямляет глаз и сообщает душе минеральное
кварцевое спокойствие.
Россия в изображении замечательного натуралиста Палласа: бабы гонят краску
мариону из квасцов с березовыми листьями, липовая кора сама сдирается на
лыки, заплетается в лапти и лукошки. Мужики употребляют густую нефть как
лекарственное масло. Чувашки звякают болоболочками в косах.
Кто не любит Гайдна, Глюка и Моцарта - тот ни черта не поймет в Палласе.