"О.Мандельштам. Путешествие в Армению" - читать интересную книгу автора

Читатели вынуждены удовлетворять свою любознательность тут же, в кабинете
директора,- под его личным присмотром, и книги, подаваемые на стол этого
сатрапа, получают вкус мяса розовых фазанов, горьких перепелок, мускусной
оленины и плутоватой зайчатины.

АШТАРАК

Мне удалось наблюдать служение облаков Арарату.
Тут было нисходящее и восходящее движение сливок, когда они вваливаются в
стакан румяного чая и расходятся в нем кучевыми клубнями.
А впрочем, небо земли араратской доставляет мало радости Саваофу: оно
выдумано синицей в духе древнейшего атеизма.
Ямщицкая гора, сверкающая снегом, кротовое поле, как будто с
издевательской целью засеянное каменными зубьями, нумерованные бараки
строительства и набитая пассажирами консервная жестянка - вот вам
окрестности Эривани.
И вдруг - скрипка, расхищенная на сады и дома, разбитая на систему
этажерок,- с распорками, перехватами, жердочками, мостиками.
Село Аштарак повисло на журчаньи воды, как на проволочном каркасе.
Каменные корзинки его садов - отличнейший бенефисный подарок для
колоратурного сопрано.
Ночлег пришелся в обширном четырехспальном доме раскулаченных. Правление
колхоза вытрусило из него обстановку и учредило в нем деревенскую
гостиницу. На террасе, способной приютить все семя Авраама, скорбел
удойный умывальник.
Фруктовый сад - тот же танцкласс для деревьев. Школьная робость яблонь,
алая грамотность вишен... Вы посмотрите на их кадрили, их ритурнели и
рондо.

Я слушал журчание колхозной цифири. В горах прошел ливень, и хляби уличных
ручьев побежали шибче обыкновенного.
Вода звенела и раздувалась на всех этажах и этажерках Аштарака - и
пропускала верблюда в игольное ушко.

Ваше письмо на 18 листах, исписанное почерком прямым и высоким, как
тополевая аллея, я получил и на него отвечаю:
Первое столкновение в чувственном образе с материей армянской архитектуры.
Глаз ищет формы, идеи, ждет ее, а взамен натыкается на заплссневший хлеб
природы или на каменный пирог.
Зубы зрения крошатся и обламываются, когда смотришь впервые на армянские
церкви.

Армянский язык - неизнашиваемый - каменные сапоги. Ну, конечно,
толстостенное слово, прослойки воздуха в полугласных. Но разве все
очарованье в этом? Нет! Откуда же тяга? Как объяснить? Осмыслить?
Я испытал радость произносить звуки, запрещенные для русских уст, тайные,
отверженные и, может, даже - на какой-то глубине постыдные.
Был пресный кипяток в жестяном чайнике, и вдруг в него бросили щепоточку
чудного черного чая.
Так было у меня с армянским языком.