"Томас Манн. Тонио Креген (Новелла)" - читать интересную книгу автора

успокоительным выводам, он заговорил с ним умеренно вежливо.
Кельнер, тихий мужчина с узкими белокурыми баками, в залоснившемся от
долгой носки фраке и с бантами на мягких туфлях, повел его на второй этаж,
в опрятный номер со старомодной мебелью, где из окна открывался живописный
средневековый вид на дворы, фронтоны и причудливое здание церкви напротив
гостиницы. Тонио Крёгер постоял у окна, затем, скрестив руки, сел на
широкий диван, нахмурил брови и стал тихонько что-то насвистывать.
В номер внесли лампу и багаж. Тихий кельнер положил на стол
регистрационный бланк гостиницы, и Тонио Крёгер, склоняв голову набок,
нацарапал на нем какие-то каракули; на худой конец, они могли сойти за
"имя, род занятий и откуда приехал". Покончив с этим, он заказал легкий
ужин и, забившись в угол дивана, опять уставился в пустоту. Когда подали
ужин, он еще долго не прикасался к нему; наконец поковырял вилкой какое-то
блюдо и с добрый час проходил взад и вперед по комнате, временами
останавливаясь и закрывая глаза. Затем медленно разделся и лег в постель.
Спал он долго, и ему снились путаные, удивительно тоскливые сны.
Проснувшись, он увидел залитую дневным светом комнату, торопливо
припомнил, где находится, и вскочил, чтобы открыть шторы. Синий небосвод,
чуть-чуть поблекший, - лето уже клонилось к осени, - был испещрен
тоненькими, прозрачными, разлохмаченными ветром клочками облаков, но
солнце ярко светило над его родным городом.
Он заботливее, чем когда-либо, занялся своим туалетом, тщательно
умылся, выбрился, придал себе такой свежий и опрятный вид, словно
собирался отправиться с визитом в благоприличный дом, где необходимо
произвести во всех отношениях безукоризненное впечатление; одеваясь, он
прислушивался к боязливому биению своего сердца.
До чего же светло! Лучше бы улицы, как вчера, были окутаны мглой;
теперь ему придется в ярком солнечном свете проходить под взглядами
местных жителей.. Может ли быть, что он натолкнется на знакомых, которые
остановят его, начнут расспрашивать о том, как и где он провел эти
тринадцать лет? Нет, слава богу, никто его здесь больше-не помнит, а если
и помнит, то не узнает, право же, он немало изменился за эти годы. Он
внимательно поглядел на себя в зеркало и вдруг успокоился: под этой маской
его невозможно узнать, у него не по возрасту изможденное, преждевременно
состарившееся лицо... Он позавтракал у себя в номере, спустился вниз,
провожаемый критическими взглядами портье и элегантного господина в
черном, прошел между двух львов и удалился.
Куда он шел? Вряд ли он сам это знал. Все было как вчера. Едва он вновь
очутился среди этой удивительно величавой, спокон веку знакомой тесноты
фронтонов, башенок, аркад и колодцев, едва почувствовал напор Ветра,
сильного ветра, несшего ему навстречу нежный и пряный запах полузабытых
снов, как все его чувства обволокло пеленой, туманной дымкой... Мускулы
его лица ослабли, умиротворенным взором смотрел он на людей и предметы.
Может быть, на том вон углу он все-таки проснется.
Куда он шел? Ему казалось, что направление, им избранное, находится в
какой-то связи с печальными и покаянными сновидениями этой ночи.
Через аркады ратуши он шел на Рыночнуктлощадь, где мясники
окровавленными руками отвешивали свой товар, туда, где стоял высокий
колодец в готическом стиле. На площади он остановился перед одним из
домов, невзрачным и похожим на все соседние, только что с высоким резным