"Томас Манн. Тонио Креген (Новелла)" - читать интересную книгу автора

и уставился на посетителя.
- Прошу прощения, - сказал Тонио Крёгер, не сводя глаз со всех этих
книг. - Я приезжий и осматриваю город. Так это, значит, здешняя народная
библиотека? Не разрешите ли мне ознакомиться с подбором книг?
- Милости просим, - отвечал чиновник и еще быстрее заморгал глазами, -
это каждому дозволено. Пожалуйста... может быть, вам угодно
воспользоваться каталогом?
- Благодарю вас, - отвечал Тонио Крёгер. - Я и так разберусь. - И
медленно пошел вдоль стен, притворяясь, будто изучает названия на
корешках. В конце концов он все же вынул одну книгу, раскрыл ее и встал с
нею у окна.
В этой комнате была малая столовая. По утрам они всегда завтракали
здесь, а не наверху, в большой столовой, где с голубых шпалер, казалось,
выступали белые статуи богов... А следующая служила спальней. Мать его
отца, жизнелюбивая светская-дама, умерла в ней, после того как, несмотря
на свой преклонный возраст, долго и упорно боролась со смертью.-Позднее и
его отец испустил там свой последний вздох, высокий, элегантный, немного
меланхоличный и задумчивый господин с полевым цветком в петлице... Тонио
сидел в ногах его смертного одра, с покрасневшими глазами, честно
отдавшись молчаливому сильному чувству любви и горести. Мать, его
красивая, пылкая мать, стояла на коленях, исходя горючими слезами; вскоре
она уехала в голубые дали с музыкантом-южанином... А та последняя, третья
и самая маленькая комната, тоже битком набитая книгами, которые охранял
худосочный мyжчинa, в течение долгих лет была его комнатой. В нее он
возвращался из школы после такой же вот прогулки, как сегодня; у той стены
стоял стол, в ящик которого он складывал свои первые простодушные,
беспомощные вирши. Старый орешник... Колючая грусть пронизала его. Он
бросил взгляд в окно. В саду было пустынно, но старый орешник стоял на
своем месте, тяжко поскрипывая и шелестя на ветру. И Тонио Крёгер опустил
глаза на книгу, которую держал в руках, - выдающееся и хорошо ему
известное литературное произведение. Он смотрел на черные строчки и
абзацы, некоторое время следил за искусным течением рассказа, за тем, как
он, все более насыщаясь страстью, поднимался до кульминационной точки и
потом эффектно шел на спад...
- Да, это хорошо сделано, - сказал он, поставил книгу на место и
оборотился. Он увидел, что библиотекарь все еще стоит, моргает и смотрит
на него со смешанным выражением услужливости и задумчивого недоверия.
- Превосходный подбор, - заметил Тонио Крёгер. - Общее представление у
меня уже составилось. Весьма вам обязан. Всего наилучшего. - И он
направился к двери. Это был странный уход, и он ясно чувствовал, что
обеспокоенный библиотекарь еще долго простоит, удивленно моргая глазами.
Дальше идти ему не хотелось. Он побывал дома. Наверху, в больших комнатах
за колонной залой, жили чужие люди; он это понял, потому что лестница
здесь была перегорожена стеклянной дверью, которой раньше не было; на
двери висела дощечка с каким-то именем. Он повернул назад, спустился вниз,
прошел по гулким сеням и покинул родительский дом.
Погруженный в свои мысли, он забился в уголок какого-то ресторана, съел
тяжелый жирный обед и вернулся в гостиницу.
- Я покончил с делами, - объявил он изящному господину в черном, и
сегодня вечером уезжаю. - Он велел подать счет, заказал экипаж, чтобы