"Елизавета Манова. Рукопись Бэрсара" - читать интересную книгу автора

- Нет, - сказал он совсем тихо, - еще нет. Поймешь в Ираге. Будешь
жить в предместье. Не лезь в город. В крайнем - понимаешь? в крайнем! -
случае можешь обратиться к Таласару. Только к нему.
- Ладно. Хоть одну связь дашь все-таки?
- Нет. Нужен будешь - найдут.
- А если нет?
- Хорошо бы. - Он глядел на меня, и в глазах его была тоска и
почему-то стыд; словно он безнадежно виноват передо мной. - Тилам, ты
продержись, а? Доживи до весны... пожалуйста!
А через несколько часов мы расстались. Они ушли, а я остался один в
лесной избушке дожидаться проводника.


И снова был путь - уже пешком. Мы вышли в шорох окрепшего за ночь
мороза, в тяжелый малиновый рассвет, и день мелькал и кружился в
заснеженных кронах, пока не раскрылся во всю ледяную синь над белым
простором замерзшей реки.
Мы шли по укутанной снегом реке; молчал мой угрюмый спутник, молчал и
я, а день все тянулся, сверкающий и холодный, тревожный день, как
нейтральная полоса между двумя отрезками жизни.
А потом за поворотом открылся Квайр - и граница осталась позади. Он
стоял на высоком берегу - весь серый и золотой; серая линия стен,
оттененных полоской снега, угловато-изящный рисунок серых башен, а за ними
нестерпимое в солнечной синеве золотое сияние шпилей.
В наезженную дорогу превратилась река: люди, сани, ржание, голоса,
скрип полозьев; желтые комья навоза, обрывки соломы, вмерзшие в желтый,
истоптанный снег. Мы уже шли в толпе; выбрались вместе с нею на берег,
прямо в грязные объятия Ирага.
Дорога разрубила Ираг пополам; она текла сама по себе, шумела,
клубилась, запихивала толпу в узкую щель надвратной башни, и предместье
пугливо отшатывалось от нее, заслонялось жердями хилых заборов,
отплевывалось потеками замерзших помоев.
Здесь не было монолитного единства, как в добротных избах Оружейного
конца: сами по себе торчали жалкие домишки, подозрительно косясь на
соседей, загораживали мусором проходы. Это были работающие домишки: тучи
дыма и угарный дух железа, вопли дерева и грохот молотков окружали их, и
мусор тоже был рабочий: горы шлака и золы, багровеющие груды черенков,
растрепанные кучи желтых стружек - но я все равно уже не верил им.
Мы все шли и шли. Петляли в переулках, лезли в дыры, перелезали через
плетни и очутились перед кузницей.
Провожатый жестом велел обождать и канул в ее нутро. За хозяином. Был
тот жилист, ростом почти с меня; копоть въелась в складки длинного, худого
лица и даже на носу была полоса сажи.
- Вот, - сказал проводник и ткнул в меня пальцем. Натянул капюшон и
молча исчез. Довольно обидно, все-таки почти сутки вдвоем....
- Здравствуй, хозяин, - сказал я. - Меня зовут Тилар.
- Ирсал, - он черной ладонью раскрасил лицо и молча повел меня в угол
двора, в низкий бревенчатый дом.
В доме были лишь кислая вонь, стол с парой лавок, да куча детей. Две
чумазых мордочки выглянули с полатей, захихикали и исчезли, и тотчас