"Елизавета Манова. Рукопись Бэрсара" - читать интересную книгу автораподтверждения права убежища для биссалского храма святого Уларта после
того, как акхон отменил это право для всех квайрских храмов. А самое страшное: в малых храмах Биссала открыто служат поминальные службы каждую годовщину казни мучеников. - За это он, небось, и ухватился... - А больше не за что. Понимаешь, если бы акхон сумел вернут расположение теакха, он не стал бы так рисковать. Возможности назначения весьма велики. Нет, Асаг, не сходится. Что-то тут... понимаешь, не нужен акхону тайный совет, чтобы сместить одного из поделтов. Есть только три вопроса, которые акхон не смеет решить сам, и среди них - определение Ереси Торжествующей и обращение к служителям Господнего меча. Судорога страха смяла лицо Асага; белым, как снег, стало его лицо, и губы почти совсем исчезли в его белизне. - Ты... т-ты уверен? - Почти. Смотри, Асаг, не упустите гонца. - Да уж... не упустим. - Будем дальше? - Нет уж... хватит с меня. Спешное что есть? - Сразу сказал бы. - Коль так, давай почивать. - Ложись, я еще поработаю. - Хватит с тебя, - сказал он и дунул на лучину. - И так дошел - в гроб краше кладут! - А ты сам здесь посиди! - И то правда. Вроде как из тюрьмы да в тюрьму. поворочался, пытаясь согреться, и уныло сказал: - Отпусти меня на денек к матери. Куда я денусь? Он долго молчал, я думал, что он уже спит, но он вдруг спросил: - А ты что, и впрямь ее за мать считаешь? - Асаг, _т_ы_ свою мать знал? - Само собой. - А я нет. Он снова надолго замолчал, а потом сказал неохотно: - Ладно уж. Сходи завтра по потемкам. Но гляди - на день! Мне открыла старуха. Не спросясь, отворила запоры и со стоном припала ко мне. - Сыночек, сыночек! - шептала она исступленно, словно вдруг позабыла все другие слова. Я гладил ее волосы, ее мокрые щеки, и тихая теплая радость все глубже входила в меня. Как будто бы эти слезы капля за каплей смывали горечь с моего детства, и я уже без обиды - только с печалью - подумал о женщине, что меня родила. Как много я потерял, ничего ей не прощая, и как много она потеряла, возненавидев меня! И если мне было, что ей прощать, в эту минуту я все ей простил - и позабыл о ней. - Полно матушка, - сказал я тихо, - идем в дом, простынешь. И она повела меня за собой, словно я все еще мальчик, которому страшно в потемках. А когда мы вошли, в доме вспыхнул огонь лучины, и я увидел Суил. |
|
|