"Елизавета Манова. Рукопись Бэрсара" - читать интересную книгу автора - Здравствуй, птичка!
- Здравствуй, - тихо сказала она и опустила глаза. Но этот взгляд и этот румянец... я испугался. Я боялся поверить. - Сынок, - спросила Синар, - ты как, насовсем? - Нет, матушка, прости. На один день. Так уж вышло... - Знаю, - сказала она, - сказывал твой братец. Бог тебе судья, а я не осужу. Голоден, чай? И вот я сидел за столом, а чудо все длилось, и было так странно и так хорошо на душе. Я дома, а где-то когда-то жил на свете какой-то почти забытый Тилам Бэрсар. Как совместить профессора Бэрсара с вот этим тощим грязным оборванцем? Никак. Совсем никак. - Ты чего? - спросила Суил. - Что? - Смеешься чего? - Потому, что мне хорошо. Суил потупилась, а мать отозвалась от печки: - Так не зря ж молвлено: "отчий дом краше всех хором". Даже тех где я нынче живу. - Как вы тут жили? - спросил я мать. - Деньги у тебя еще есть? - Да мы их, почитай, не трогали. Забыл, чай, что я на слободке первая швея? Хожу по людям, да и Суил без дела не сидит. Так и бьемся. - Прости, матушка! - Да бог с тобой! Мне работа не в тягость, думы горше. Не было в нашем роду, чтоб ночной дорожкой ходил. От людей стыдно, Равл! хочу, чтобы людям получше жилось. - Бог нам долю присудил, Равл. Всякому своя доля дадена, грех ее менять. Да ведь вам-то, молодым, все без толку! Покуда жизнь не вразумит, страх не слушаете. Ох, Равл, сколько мне той жизни оставалось! Хоть малость бы в покое пожить, на внучат порадоваться! Потерпи, матушка, все тебе будет. И я спросил у Суил: - А ты, птичка? Ты меня подождешь? Не прогонишь, когда я смогу к тебе прийти? Она сидела, потупившись, а тут нежно и доверчиво поглядела в глаза и сказала просто: - Полно, Тилар! Сам знаешь, что не прогоню. И ждать буду, сколько велишь. И потом в моем подземелье, в самые черные мои часы, только и было у меня утешения, что эти слова и этот взгляд, и то, как доверчиво легла в мою руку Суил. А светлых часов с тех пор у меня уже не было. Мрак был вокруг - не просто привычная темень моей тюрьмы, а черная ночь, придавившая Квайр. Никто не мог мне помочь, оставалось лишь стиснуть зубы и работать почти без надежды. Потому, что теперь это было мое дело, и больше некому было делать его. Тисулар рвался к власти, и мясорубка сыскного приказа работала без устали день и ночь. Сотни людей исчезали в ее пасти. Те, кто любил родину и не любил кеватцев, те, кто сетовал на непосильные налоги, те, кто чем-то |
|
|