"Елизавета Манова. Рукопись Бэрсара" - читать интересную книгу автора3. ВРЕМЯ ПОБЕДЫ Я все-таки дожил до весны. Приползла долгожданная ночь, принесла передышку. Странно, но я невредим. Сижу у костра в черном зеве надвратной башни, а на каменных плитах вповалку спит остаток моих людей. Девятнадцать из полусотни. Еще на один бой. Я устал. Вялые бессильные мысли и вялое бессильное тело. Хорошо бы закрыть глаза, не видеть, не слышать... уснуть. Не смогу. Зарево лезет сквозь черные прутья решетки, в черном небе кровавые пальцы хромовых шпилей. Страшный сон. И из черно-багрового ужаса снова рвется отчаянный вопль, и его уже заглушило рычанье толпы. Лучше бы снова бой. Пока дерешься, все просто. Нет ни прошлого, ни будущего - только тени в окнах соседних домов, только тяжесть ружья и толчок отдачи. Кровь на снегу и щелканье пуль, стоны раненых, вопли уцелевших и твой собственных рвущий горло крик. А в промежутках - усталость, как наркоз. Делаешь то, что должен делать, словно не ты сейчас убивал людей - убивал и будешь опять убивать. Словно все это не со мной. Со мной. Отходит наркоз, и память, полная боли, прокручивает сначала проклятый день. Опять меня тащит в тугом потоке толпы, я скован, я стиснут, я ничего не могу. Я растворен в ней, я - часть толпы, всем многотысячном телом я чувствую, как она уплотняется, налетев на преграду, завихряется, разбивается на рукава, снова смыкается, и тошнота подступает к горлу, когда я чувствую _э_т_о_... мягкое под ногами. Обломки мебели, полотнище пламени, хмельное, оранжево-черное вываливается на улицу и сыплет искры в лицо. И вдруг стена. Мы стоим. Улица перекрыта. Впереди четырехугольником сбился конный отряд. И детское удивление: как ярки для этого мрачного дня султаны на шлемах и голубые плащи когеров. Уверены лица солдат, кони топают, звякают сбруей... И - взрыв. Хриплый, в тысячу глоток, вой, мощное, тугое движение, запрокинутые, изуродованные злобой лица. Надо мною конская морда, пальцы впились в узду, острый свист у самого уха и движение воздуха на лице. Рядом крик, тело валится под ноги, пальцы поднимаются выше, конь храпит и тянет меня... И - тишина. Кони без всадников мечутся среди трупов; я гляжу вслед потерявшей меня толпе, и на моих руках еще теплая, липкая кровь. Все тянется день, и его безумие сильней меня, оно втягивает меня в людские потоки, мчит мимо смерти и сквозь смерть. Вот я в толпе у ворот тюрьмы. Бледные лица солдат, нацеленные на нас ружья, высокий человек кричит, обернувшись к толпе, и в голосе его нетерпенье и радость: - Там наши братья! Свободу мученикам! А потом, когда после первого залпа толпа волочит меня назад, я спотыкаюсь о труп и вижу на его не тронутом смертью лице ту же нетерпеливую радость. И снова эти ворота - они распахнуты настежь, и оттуда выносят или |
|
|