"Елизавета Манова. Рукопись Бэрсара" - читать интересную книгу автора

своему. Не возжелай чужого добра, наследуй долю свою и остерегись ее
менять". Что там еще осталось?
- Да ну тебя! Говоришь, как враг господа нашего!
- Ладно, Эргис, извини. Зря я так.
- Нет, ты постой! Ты мне вот что скажи: как это можно жить не веруя?
- А кто тебе сказал, что я не верую? У меня своя вера: люди.
Понимаешь, мне кажется, что не так уж он хорош, тот мир, что подарил нам
господь. Да и ты, по-моему, от него не в восторге. Бегаешь, дерешься...
нет, чтоб сидеть да терпеть, что тебе бог определил.
- Учитель!
- Ладно, Эргис, хватит. Дурацкий разговор.
- И верно, хватит. Дурацкий разговор.
- И верно, хватит! Страшно от твоих речей! Неужто ты для людей душу
готов загубить?
- Давно загубил, - ответил я равнодушно, и Эргис, со страхом взглянул
меня, пришпорил коня.
К Квайру мы подъехали в темноте; только запах дыма и жилья обозначил
спящий город.
- Эх, мать моя! - сказал Эргис. - Опять в лесу ночевать!
- В доме переночуем. Только смотри: никому!
Почуяв жилье, кони пошли бодрей. Объехали Оружейный конец, спустились
на берег, и вот уже зачернели по сторонам домишки Ирага. Не слезая с
седла, я открыл калитку и спешился возле крыльца. Тихонько постучал и
окликнул мать.
- Сыночек! - простонала она, вылетая из двери. - Родимый мой!
Воротился! Ой, да ты не один?
- Друг со мною, матушка.
- Пожалуйте в дом, добрый человек, сама с конями управлюсь.
- Лучше об ужине похлопочи. Не помню, когда и ели по-человечески.
Она поохала и убежала, а мы занялись лошадьми. В дом Эргис вошел не
спеша, огляделся, посмотрел на меня, пожал плечами.
- Сейчас, сынки, сейчас! - тут мать оглянулась, увидела меня, и даже
руками всплеснула:
- Благость господня! Да на кого ж ты, Равл, похож!
- На черта.
- Замолчи, бесстыдник! Чтоб я таких слов не слыхала! Я засмеялся и
отправился умываться. А потом мы сидели, дожидались ужина, и я
расспрашивала мать.
- Как жила, сынок, так и живу, ты не тревожься. Деньги-то мне
передали, а родичи навещают. Давеча Тазир, жена твоего дружка, забегала.
Дочку просила шитью поучить.
- А ты?
- А я что? Пусть ходит, все не одна.
- А Суил?
- Бывает. Такая нарядная стала, красивая, а собой невеселая. Посидим,
потолкуем, а то всплакнем по бабьему обычаю. Ты-то хоть надолго?
- Не знаю, матушка. Придется тебе еще потерпеть.
- Сколько ж можно, Равл? Не такие твои годы по свету бегать! Пора б и
дом завести, а то, гляди, поздно будет! Не меня, так девку пожалей:
сколько ей ждать, горемычной?