"Анатолий Тимофеевич Марченко. Третьего не дано (Советский военный роман) " - читать интересную книгу автора

- Дзержинский не возьмет.
- Возьмет! - вспыхнул Мишель.
- Притормози! Сердце у тебя, сам знаешь, как у ребенка. И, к примеру,
какие в голове думки имеешь - все на вывеске обозначено. - Он немного
помедлил и, не глядя на Мишеля, добавил: - Ко всему прочему - стихи...
- Рекомендацию дашь? - не отставал Мишель.
- Рекомендацию? - задумался секретарь, пригасив окурок. - Парень ты
стоящий, отчего не дать? В политике силен. И храбрость у тебя черт те
откуда берется.
Могу и дать, а только начхает он на эту бумажку.
- Почему? - вскинулся Мишель.
- Почему, почему, - передразнил секретарь: он не любил наивных
вопросов. - Как увидит, что ты ровно динамитом начиненный...
- Пиши! - засмеялся Мишель. - Без динамита и революция не революция!
- Написать - не молотом по наковальне бить. Сперва на ячейке обсудим.
Ячейка собралась вечером. В полутемной копторке, прилепившейся к
механическому цеху, сошлись только что закончившие смену рабочие. Едва
секретарь зачитал заявление Мишеля, первым, спотыкаясь на каждом слове,
заговорил восседавший на стремянке чубатый парепь - Снетков.
- С ходу говорю - против! - Он кривился, как от зубной боли. - Ну с
какой стати посылать его на Лубянку? Кто там, извиняюсь, позарез нужен? А
нужен там такой человек, чтоб по всем его жилам текла самая что ни на есть
рабочая кровь. Ну а в данной, извиняюсь, кандидатуре какая текет кровь?
- Как и твоя! - Мишель не ожидал такого вопроса и покраснел от обиды.
- Эге, ты меня к своей биографии не присобачивай! - возразил Снетков. -
Сам признался - из французов. А теперь - "как и твоя"!
- Я не скрывал, - искренне сказал Мишель. - Конечно из французов. - Он
старался взять себя в руки. - Отец и мать всю жизнь прожили в Москве, она
им стала родной. А предки - так те еще при Наполеоне...
- Во-во, - обрадовался Снетков, - при Наполеоне...
А сколько нашего брата на Бородинском поле полегло, ты в курсе?
Мишелю хотелось сказать, что к Наполеону он не имеет никакого
отношения, но его опередил секретарь.
- Француз французу рознь, - негромко, но внушительно начал он. Морщины
нервно зарябились на его крутом лбу. - Вот, к примеру, какой француз был
Жозеф Фуше? И какой был француз Жан Поль Марат?
Мишель с радостным изумлением посмотрел на него.
Он и предположить не мог, что секретарь, казавшийся ему не очень-то
подкованным, вдруг обнаружит такие познания.
- Француз Жозеф Фуше был цепной пес капитала! - продолжал секретарь. -
К тому же - политическая проститутка. А Марата, к примеру, звали другом
народа.
И за то его убила кинжалом подлая гидра контрреволюции - звали ее
Шарлотта Корде.
Собравшиеся притихли, жадно слушая его слова.
- Марат - ясное дело! - присвистнул Снетков. - Да не с Марата спрос, а
с Лафара!
- С Лафара, точно, - подтвердил секретарь. - Вот ты и спрашивай с него
как с человека, с рабочего, с члена нашей партии большевиков. А ты с него
как с француза спрашиваешь. Национальность тут ни при чем. Мы за