"А.Марченко. Справедливость " - читать интересную книгу автора

- Я виноват... - сказал он. - Но я никак не пойму одного. Как же это?
Они в нас стреляют, а мы их и пальчиком не зацепи?
В зале зашумели, заговорили, как это всегда бывает, когда вдруг
сталкиваются различные мнения по острому сложному вопросу.
- Логика! - воскликнул молодой чекист Максимович, вскакивая со своего
места. Он заговорил с горячей поспешностью, отчаянно жестикулируя руками. -
В том, что говорит Орленко, есть своя логика. И лично я не стал бы
наказывать его за диверсанта и злейшего врага рабочего класса! Прочь
гуманизм, когда передо мной сидит такой, как этот Эрни!
Дзержинский сидел молча, и по его лицу невозможно было понять, на чьей
он стороне, - оно было непроницаемо.
- Не слыхал я такого слова, - неуклюже поднялся со стула чекист
Голубев. Он недавно пришел работать в ВЧК прямо с завода, и было заметно,
что все еще не может привыкнуть к своей потертой кожанке. - Заковыристое
такое. Максимович тут сказал...
- Гуманизм! - весело подсказал кто-то.
- Во-во, - обрадовался Голубев, довольный тем, что ему пришли на
помощь. - Гуманизм. Не знаю. Я одно знаю - есть у нас закон. Советская
власть нам его утвердила? Точно! И сам Владимир Ильич Ленин нам говорит: от
закона ни полшага. Правильно я говорю?
- Верно! - раздались голоса.
- Ну, так чего еще надо? - почувствовав поддержку присутствующих, более
уверенно продолжал Голубев. - По закону поступил Орленко? В глаза ему скажу:
не по закону, хоть он мне самый лучший друг и товарищ. Вот и весь гуманизм.
- Закон душой понимать надо, товарищ Голубев, - поддержал Максимовича
весельчак Зарубин. С его лица никогда не сходила лукавая улыбка. - К
обстановочке его применять. А ты за букву закона уцепился, как карась за
приманку. Ты с такими, как Эрни, дело имел? Нет? То-то же. Никакими словами
его не проймешь. Тебе с этим делом получше разобраться надо.
- И с гуманизмом, - ввернул Максимович.
К столу быстрыми шагами подошел Дзержинский. Глаза его горели, худые
щеки запали еще сильней, от больших выпуклых надбровий к носу спустились
жесткие упрямые складки.
- Нет, мы не слюнявые интеллигентики, не толстовские непротивленцы, -
заговорил он сначала глухо, но постепенно его голос приобретал все большую
силу. - Изменников, диверсантов, вражеских лазутчиков мы будем уничтожать
беспощадно. Но незаконные методы следствия не допустим. Принуждать к
показаниям нужно неумолимой логикой, неопровержимыми фактами, доводами,
уликами. Истеричности и издевательским хитросплетениям врагов мы должны
противопоставить стальные нервы и искусство наших чекистов. И напрасна ваша
ирония, товарищ Максимович. Правота на стороне Голубева... Орленко - боевой
чекист, верно. И я его, как человека, не просто уважаю - люблю. Но мы должны
помочь ему стать настоящим чекистом. Помните, товарищи, каждого, кто
посягнет на советскую законность, добытую в огне революции нашим народом, мы
будем рассматривать, как человека, который посягает на основы нового
общественного строя.
Дзержинский передохнул. Орленко сидел, опустив голову. Дзержинский
продолжал говорить:
- Чекистом может быть лишь человек с холодной головой, горячим сердцем
и чистыми руками!