"Георгий Марчик. Прекрасная папиросница ("Маленькая золотая штучка") " - читать интересную книгу автора

- Это совсем не то, - с грустью сказал писатель. - Это совсем другое.
Прекрасная папиросница - моя мечта. Она стала для меня всем, чем только
может стать женщина для мужчины.
После этих, наполненных глубоким чувством, знаменательных слов
участковый с некоторым сомнением посмотрел на писателя, но деликатно
промолчал. Прямодушный страж порядка в отличие от романтика-писателя был
реалистом, однако же демократично ничего не имел против, если взгляды
кого-либо из живущих на территории его участка отличались от его
собственных.
- Кстати, - сказал писатель, чтобы скрасить путь к гостинице и
ресторану, где обычно гужевались ночные папиросницы. - Как продвигается ваше
хобби?
Участковый, как это было известно писателю, большой поклонник
хатха-йоги осваивал фигурное зажигание спичек с отставлением в сторону
мизинца при одновременном поднимании правой ноги.
- Отлично, - потеплевшим голосом сообщил бодро шагающий в темноте прямо
по лужам участковый, - еще немного и я смогу делать это синхронно. А вот и
гостиница. Ныряем внутрь и прежде всего осваиваемся с обстановкой. - Он
потянул на себя за медную ручку массивную дверь и подъезд проглотил их, как
букашек.
Внутри был обширный вестибюль с серомраморным полом, лепным высоким
потолком, который подпирало несколько круглых мраморных колонн. Вся стена
напротив входной двери почти сплошь была задрапирована огромными зеркалами.
У гардероба буднично одевалось несколько мужчин и женщин.
Какой-то тип прямо посреди вестибюля поставил большое ведро с букетами
алых гвоздик, а его напарница прошла в ресторан и громко оповестила всех
сидящих там посетителей об этом радостном событии: "Каждый джентльмен может
подарить своей даме букет цветов!" Заботливые и влюбленные кавалеры
потянулись в вестибюль. Никто не хотел отстать от соседей, и вскоре почти
каждый столик был обеспечен красивым букетом цветов. О цене умолчим - кто же
считает в ресторане деньги?!
Писатель стоял небрежно, как иностранец, прислонясь плечом к круглой
мраморной колонне и тихонько напевал свой любимый романс: "О, Марианна,
сладко спишь ты, Марианна, мне жаль будить тебя, я стану ждать..."
Участковый цепко держал под прицелом своего наметанного взгляда весь
вестибюль. Однако пока ничего из ряда вон выходящего не происходило.
Какие-то подвыпившие дамы и джентльмены нарочито твердой или расхлябанной
походкой время от времени направлялись в свои туалеты, расположенные в
разных углах вестибюля. Какие-то сомнительные и не вполне ясные типы
сшивались с видом завсегдатаев по помещению, подходили к участковому,
перебрасывались с ним не совсем понятными репликами и уходили.
- Наши люди, - со значением подмигнув, пояснил участковый. -
Полковники.
- Ясно, - сказал писатель. Ему действительно было ясно, что видимого
вреда эти люди не приносят, о пользе же он, конечно, в виду особой
секретности этих персон не знал.
Писатель - не лишенный наблюдательности - отметил про себя, что никто
здесь не хочет сознавать своего ничтожества и временного существования на
земле. Каждый ведет себя так, словно он бессмертен. Даже какой-то приезжий,
плюгаво одетый тип, ночующий из-за нехватки мест в кабине своей машины, и