"Юлий Марголин. Путешествие в страну Зе-Ка (Мемуары)" - читать интересную книгу автора

сторговал рубашку. - Дай примерить! - и не успел неопытный
продавец-новичок опомниться, как у него вытащили рубашку через щель в
заборе. Она немедленно исчезла. За забором засмеялись. - Вот как поляк
рубашку продал! - Тут подошел стрелок и отогнал нас от забора.
Под вечер третьего дня нас собрали и под конвоем вывели из этого
прекрасного места.
Снова мы пылили по дороге, на этот раз обратно в город. Свернули в боковую
улицу и вышли на медвежьегорскую пристань.
На пристани пахло смолой и пиленым лесом, у берега стояли баржи. Огромная
баржа была приготовлена для нас. Наше место было в трюме. Там поместилось
650 пинчан. Кроме того, с нами поехала партия женщин - около 30 полек,
несколько десятков конвойных и служащих ББК, и стрелки с собаками.
Огромные черные псы, дрессированные для охраны и охоты на людей,
помещались в передней части баржи на помосте. Внизу, в проходе, люди
сбились в одну сплошную массу и так тесно лежали на полу, что трудно было
пройти среди них. Кухни на барже не было. Нам выдали хлеб, по селедке на
брата и по коробке консервированного гороха на четверых. Предупредили, что
ехать недолго. Но мы были в пути около полутора суток.
Маленький пароходик тащил нашу баржу на буксире. Мы отплыли из
Медвежегорска во второй половине дня. Это было мое первое путешествие по
Онеге. Я нисколько не сомневался, что будет и второе, - и я проделаю то же
путешествие в обратном направлении. Не было времени задумываться и
горевать: то, что происходило с нами, было так необычно, что текущие
впечатления захватывали все внимание. Мы вышли на широкий водный простор.
Огромное, как море, озеро сияло темной лазурью, блестело серебром. Мы
плыли сперва в виду лесистых берегов, потом вышли на средину, и берега
отступили и потерялись... Иногда показывались на горизонте островки и
проплывали вдалеке паруса и пароходики.
Но все это мы видели только урывками и украдкой. Арестантская баржа не
приспособлена для наслаждения красотами природы. Из трюма, где мы
находились, ничего не было видно, кроме узенькой полоски неба при выходе;
чтобы увидеть, что делается за бортами, надо было подняться на помост. Но
там задерживаться не полагалось, и оттуда нас гнали собаками. Ночью мы
мерзли и, так как дорога затянулась, то и поголодали бы, если бы не
обстоятельство, которое придало нашим мыслям другое направление.
Комбинация недопеченного черного хлеба и онежской воды, которую мы черпали
для питья ведрами, имела печальные последствия. Начался острый и массовый
понос на барже, где не было уборных. Уже в пути сколотили на помосте
подобие будочки из досок, выдававшейся над бортом. Одно место - на 700
человек. С утра началась на онежской барже великая трагикомедия.
Полицейские псы и вооруженные люди охраняли дорогу на помост. Нам
открылось, что в ряду европейских демократических свобод, которых мы не
ценили, не последнее место занимает свобода и легкость отправления
физиологических потребностей. На лестнице, ведшей наверх, сгрудилась
толпа, люди выли, стонали, умоляли пропустить, и, наконец, десятки людей
не выдерживали. Баржа превратилась в корабль несчастья. Все возможные и
невозможные углы в ней были загажены. При выходе на помост стоял часовой и
каждые 3 минуты подавал зычным голосом команду, которую невозможно здесь
привести во всей ее живописности. С другой же стороны стояла очередь
женщин, на глазах которых происходили неописуемые сцены.