"Олег Маркеев. Хроники Нового Средневековья" - читать интересную книгу автора

на серьезно насупившегося Капитана, все еще держащего бутылку в руке, потом
на невинно улыбающегося Шута. - Ах вы, бестии! Ну повод нашли, даже не
подкопаешься. - Он мелко затрясся от смеха, пластины кирасы опять мерзко
заскрипели. - Ну даете, мужики!
Шут засмеялся первым, это была его первая за день шутка. Первая и сразу
же удачная. Такого уже давно не случалось. Потом медленно, как набирающий
обороты пароход, подключился Капитан. У него отлегло с души, до вечера
власти не будут обкладывать побором, а Партизан лезть со своими
революционными идеями.
Когда от их смеха стали тоненько позвякивать подвески на люстре, у окна
грохнул выстрел. Партизан покачнулся, захрипел и грудью упал на подоконник.

Два капитана

Весь день Капитан таскал ящики. Лишь на закате удалось разогнуть
обоженную солнцем спину. Последний ящик по давней традиции грохнули о трап,
чтобы следы тех, кто остается не смешались со следами тех, кто утром
последний раз взойдет на борт каравеллы.
Капитан, прищурясь, смотрел, как джин из разбитых бутылок просачивался
сквозь белые от соли доски и витой струйкой падал в заранее подставленное
ведро. Солнце дробилось на изумрудных осколках, ноздри щекотал запах
можжевельника, морской травы и разогретых за день вантов. На душе было
скверно. Слишком близко покачивала бортом каравелла, протяни руку - и
обожжешь ладонь о ее крутой бок, горячий, как бедро мулатки.
Содержимое ведра сцедили через линялую тельняшку, чтобы не порезать
нутро осколками, тельняшку отжали до последней капли, честно выложили из
карманов все, чем успели поживиться во время погрузки, и расселись на
поставленных на попа ящиках. Зачерпнули кружкой из ведра и пустили ее по
кругу.
Капитан ждал своей очереди, терзая пальцами мятый апельсин.
Первый тягучий глоток обжег горло и лавой хлынул внутрь. Капитан ждал,
закрыв глаза. Не помогло. Угли, тлевшие по сердцем, соприкоснувшись со
спиртом, вспыхнули синим огнем. Капитан застонал и открыл глаза. Обычный
портовый сброд, даже бить некого. Они не считали его своим. Как и те,
свесившиеся с борта каравеллы. Капитан раздавил в кулаке апельсин, жадно
высосал горький сок и встал. Сброд молчал, поглядывая то на него, то на
ведро с джином. Как стая шакалов, готовая сцепиться с медведем за падаль.
Капитан красиво, как Френсис Дрейк королеве, отдал честь, широкая
ладонь на секунду отбросила тень на глаза острые, как бутылочные осколки,
развернулся и пошел по пирсу к берегу. Доски тихо поскрипывали под ногами,
волны облизывали траву на сваях, всхлипывали чайки, захлебываясь ветром.
Если закрыть глаза, то создавалась полная иллюзия, что стоишь на палубе. И
угли под сердцем от этого жгли нестерпимо.
Капитан решил, что на сегодня иллюзий хватит. И шел, упорно глядя под
ноги. Сквозь щели в досках билось море, облизывая сбитые до мозолей пятки.
С пирса было два пути: направо, через пролом в заборе - домой, налево -
в никуда. Капитан, не раздумывая, повернул налево.
Тропинка шла через проходную с вечно спящим стражником и упиралась в
кабак, знакомый любому, кто хоть раз выходил в открытое море. Вывеска "Якорь
мне в задницу" была написана на всех языках мира: хищной готикой, пузатой