"Олег Маркеев. Цена посвящения: Время Зверя ("Серый ангел" #2) " - читать интересную книгу автора

не без зависти отметила Лиза.
"Молчать!" - мысленно приказал ей Дикарь.
В ту же секунду он отчетливо представил себе слипшиеся губы в
бесцветной помаде и ощутил спазм, сдавивший горло. Его состояние в точности
передалось подруге, только во сто крат сильнее. Лиза поперхнулась и, не
разжимая губ, сдавленно кашлянула.
Дикарь удовлетворенно усмехнулся.
Его власть над этой крашеной куклой, пахнущей духами цвета смерти, была
таковой, что стоило п р е д с т а в и т ь самому и п р и к а з а т ь ей -
уляжется поверх гроба как миленькая и еще ноги раздвинет.
Он знал, что способен любого, буквально любого из этих, забивших
собственный дурной запах дорогими парфюмами, в секунду превратить в
дрожащую, пресмыкающуюся тварь. Силы зверя и воли к жизни в нем больше, чем
у всей толпы, сгрудившейся вокруг ямы.
Зонтики, густо облепившие подступы к могиле, как черные поганки,
выросшие из одной грибницы, зашевелили влажно блестевшими шляпками,
образовав извилистую тропку, упирающуюся в тележку с гробом. Охранники,
никого не толкая, а в ы д а в л и в а я одним своим видом, расширили проход
до широкой дорожки, и Карина, хлестко щелкая полами плаща, устремилась по
ней... И замерла как вкопанная в двух шагах от гроба.
"Этот сюрприз мы уже прочувствовали. А какого тебе?" - Дикарь,
покусывая нижнюю губу, с затаенным злорадством следил за Кариной.
Гроб, полированный, смотрящийся благородно и дорого, как бейкеровский
рояль, был наглухо закрыт. Крышку не поднимали ни на отпевании, ни здесь, у
могилы. Пришлось прощаться с покойным Матоянцем, глядя не в его мертвое
восковое лицо со слипшимися тяжелыми веками, а смотреть в увеличенный
снимок, на котором из-за излишней ретуши лицо Ашота Михайловича выглядело
пугающе живым.
Карина отшатнулась. Потянулась к матери. Та обхватила ее за шею, что-то
пошептала на ухо. Карина оглянулась через плечо на гроб, сипло вздохнула и,
резко отвернувшись, прижалась лицом к груди матери.
Дикарь удовлетворенно прищурился. И, как всегда это бывало, - как
только ослабело зрение, на полную мощность включился нюх.
Порыв влажного ветра донес смертельно болезненный аромат белых кал,
припорошенных моросью, запах разгоряченной девичьей кожи, сочащийся сквозь
свитер, и невесомое облачко "Ноа".
Дикарь воткнул взгляд в беззащитный, как у жеребенка, затылок Карины.
Представил, как мучительно сладко это будет, - вонзиться зубами в упругую
ложбинку под самой кромкой жесткого ершика волос. Именно туда, откуда
пульсирующими ударами в такт залихорадившему молодому сердцу, выстреливает
умопомрачительный дурман духов "Ноа".
"Пробуждение страсти. Всепокоряющая чувственность и робкая надежда,
желание упасть в объятия и жажда обладать, - с тонким чутьем гурмана
расшифровал Дикарь букет этих редких духов. - Тропическая бабочка, порхающая
в дурмане цветущих орхидей. Луч солнца в зеленом сумраке джунглей.
Крадущийся тигр, вспугнувший стайку колибри. "Ноа" - остров опасных грез".
Прилив возбуждения был такой мощный, что под веками у него заплясали
зеленые пятна всех оттенков в ярких вспышках огненно-красного и
густо-фиолетовых хлопьев. Голова пошла кругом, и на секунду показалось, что
вокруг душный сумрак джунглей, пропитанный запахами страсти и смерти. И