"Габриэль Гарсия Маркес. Самый красивый утопленник в мире" - читать интересную книгу автора

было в нем и отталкивающего выражения муки, написанного на
лицах тех, кто утонул в реке. Но только когда очистили его
совсем, они поняли, какой он был, и от этого у них перехватило
дыхание. Он был самый высокий, самый сильный, самого лучшего
сложения и самый мужественный человек, какого они видели за
свою жизнь, и даже теперь, уже мертвый, когда они впервые на
него смотрели, он не укладывался в их воображении.
Для него не нашлось в селении ни кровати, на которой бы он
уместился, ни стола, который мог бы его выдержать. Ему не
подходили ни праздничные штаны самых высоких мужчин селения, ни
воскресные рубашки самых тучных, ни башмаки того, кто прочнее
других стоял на земле. Зачарованные его красотой и непомерной
величиной, женщины, чтобы он мог пребывать в смерти с
подобающим видом, решили сшить ему штаны из большого куска
косого паруса, а рубашку - из голландского полотна, из
которого шьют рубашки невестам. Женщины шили, усевшись в
кружок, поглядывая после каждого стежка на мертвое тело, и им
казалось что еще никогда ветер не дул так упорно и никогда еще
Карибское море не волновалось так, как в эту ночь; и у них было
чувство, что все это как-то связано с мертвым. Они думали, что
если бы этот великолепный мужчина жил у них в селении, двери у
него в доме были бы самые широкие, потолок самый высокий, пол
самый прочный, рама кровати была бы из больших шпангоутов на
железных болтах, а его жена была бы самая счастливая. Они
думали: власть, которой бы он обладал, была бы так велика, что,
позови он любую рыбу, она тут же прыгнула бы к нему из моря, и
в работу он вкладывал бы столько старанья, что из безводных
камней двориков забили бы родники и он сумел бы засеять цветами
прибрежные крутые скалы. Втайне женщины сравнивали его со
своими мужьями и думали, что тем за всю жизнь не сделать того,
что он смог бы сделать за одну ночь, и кончили тем, что в душе
отреклись от своих мужей как от самых ничтожных и жалких
существ на свете. Так они блуждали по лабиринтам своей
фантазии, когда самая старая из них, которая, будучи самой
старой, смотрела на утопленника не столько с чувством, сколько
с сочувствием, сказала, вздохнув:
- По его лицу видно, что его зовут Эстебан.
Это была правда. Большинству оказалось достаточно
взглянуть на него снова, чтобы понять: другого имени у него
быть не может. Самые упрямые из женщин, которые были также и
самые молодые, вообразили, что, если одеть мертвого, обуть в
лакированные туфли и положить среди цветов, вид у него станет
такой, как будто его зовут Лаутаро. Но это было лишь их
воображение. Полотна не хватило, плохо скроенные и еще хуже
сшитые штаны оказались ему узки, а от рубашки, повинуясь
таинственной силе, исходившей из его груди, снова и снова
отлетали пуговицы. После полуночи завывание ветра стало тоньше,
а море впало в сонное оцепенение наступившего дня среды. Тишина
положила конец последним сомнениям: бесспорно, он Эстебан.
Женщины, которые одевали его, причесывали, брили его и стригли