"Габриэль Гарсия Маркес. Счастливое лето госпожи Форбс (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

хороших манерах. Казалось, будто мы на воскресной мессе, но там
хоть пение послушаешь.
В день, когда мы увидели приколоченную к косяку мурену,
госпожа Форбс стала нам объяснять за ужином, что такое долг
перед родиной. Фульвия Фламинеа, едва не паря в воздухе,
который от голоса госпожи Форбс становился разреженным, после
супа подала нам куски изжаренного на вертеле белоснежного,
удивительно ароматного мяса. Мне, который с той поры
предпочитает рыбу любой другой пище, земной или небесной, это
блюдо согрело сердце, напомнив о нашем доме в Гуакамайяле. Но
брат отодвинул тарелку даже не попробовав.
- Мне не нравится, - сказал он.
Госпожа Форбс прервала свою лекцию.
- Ты этого не знаешь, - сказала она, - раз не пробовал.
Она посмотрела на кухарку предостерегающе, но было уже
поздно.
- Мурена самая нежная рыба на свете, figlio mio(*2),-
сказала брату Фульвия Фламинеа. - Попробуешь и сам увидишь.
Ни выражение лица, ни голос госпожи Форбс не изменились.
Со свойственным ей холодным равнодушием она стала нам
рассказывать, что в древности мурену подавали только царям, а
воины оспаривали друг у друга право на ее желчь, так как
считалось, что съевший желчь мурены становится
сверхъестественно храбрым. Потом госпожа Форбс повторила то,
что мы уже слышали от нее много раз за это короткое время, а
именно: что с хорошим вкусом к еде не рождаются, однако если не
воспитать его в детстве, потом его уже никогда не разовьешь.
Поэтому нет никаких разумных оснований мурену не есть. Я
попробовал ее еще до того, как услышал, что это, и отношение к
ней у меня навсегда осталось противоречивым: вкус у мурены был
нежный, хотя и печальный, но образ пригвозденной к притолоке
змеи угнетающе действовал на мой аппетит. Огромным усилием воли
брат заставил себя взять кусочек в рот, но на этом дело
кончилось: его вырвало.
- Иди в ванную, - тем же равнодушным голосом сказала ему
госпожа Форбс, - умойся тщательно и возвращайся есть.
Мне стало его невероятно жаль, потому что я знал, как
страшно ему в сумерки идти одному в другой конец дома и
оставаться в ванной столько времени, сколько нужно, чтобы
умыться. Но он вернулся очень скоро, в чистой рубашке, бледный;
было видно, что он старается подавить дрожь, и он очень хорошо
выдержал строгую проверку своей опрятности. Потом госпожа Форбс
отрезала кусок мурены и приказала продолжать. С большим трудом,
но я проглотил еще кусочек. Зато мой брат даже не взял в руки
вилку.
- Я эту рыбу есть не буду, - сказал он.
Решимость его не есть рыбу была так очевидна, что госпожа
Форбс не стала с ним спорить.
- Хорошо, - сказала она, - но ты не получишь сладкого.
То, что мой брат отделался таким легким наказанием,