"Габриэль Гарсия Маркес. Сто лет одиночества (роман)" - читать интересную книгу автора

потому, что был в то время всецело поглощен воспитанием
сыновей, особенно Аурелиано, проявившего с первого же дня
редкие способности к алхимии. В лаборатории снова закипела
работа. Перечитывая заметки Мелькиадеса, теперь уже спокойно,
без того возбуждения, которое вызывает новизна, отец и сын
настойчиво и терпеливо пытались выделить золото Урсулы из
прикипевшей ко дну котелка массы. Младший Хосе Аркадио почти не
принимал участия в этой работе. Пока его отец предавался душой
и телом своим занятиям у горна, его своенравный первенец, и
прежде очень крупный для своего возраста, превратился в рослого
юношу. Голос у него огрубел. Подбородок и щеки покрылись
молодым пушком. Однажды Урсула, войдя в комнату, где он
раздевался перед сном, ощутила смешанное чувство стыда и
жалости: после мужа сын был первым мужчиной, которого ей
довелось видеть обнаженным, и он был так хорошо снаряжен для
жизни, что она даже испугалась. В Урсуле, беременной уже
третьим ребенком, снова ожили страхи, некогда мучившие
новобрачную.
В ту пору дом Буэндиа часто навещала одна женщина -
веселая, задорная, бойкая на язык, она помогала Урсуле по
хозяйству и умела гадать на картах. Урсула поделилась с ней
своей тревогой. Необычайное развитие сына казалось ей чем-то
столь же противоестественным, как поросячий хвост ее
родственника. Женщина залилась неудержимым смехом, он звенел по
всему дому, словно хрустальный колокольчик. "Как раз наоборот,
- сказала она. - Он будет счастливым".
Через несколько дней, чтобы подтвердить правильность
своего предсказания, она принесла колоду карт и заперлась с
Хосе Аркадио в кладовой возле кухни. Неторопливо раскладывая
карты на старом верстаке, она болтала о том о сем, пока парень
стоял рядом, не столько заинтересованный всем этим, сколько
утомленный. Вдруг гадалка протянула руку и коснулась его. "Ух
ты!" - воскликнула она с неподдельным испугом и больше не
могла произнести ни слова.
Хосе Аркадио почувствовал, что кости у него становятся
мягкими, как губка, его охватил изнуряющий страх, он с трудом
сдерживал слезы. Женщина ничем его не поощрила. Но он всю ночь
искал ее, всю ночь чудился ему запах дыма, который исходил от
ее подмышек: этот запах, казалось, впитался в его тело. Ему
хотелось быть все время с ней, хотелось, чтобы она была его
матерью, и чтобы они никогда не выходили из кладовой, и чтобы
она говорила ему "ух ты!", и снова трогала его, и снова
говорила "ух ты!". Наступил день, когда он не смог больше
выносить это мучение и отправился к ней домой. Визит был очень
церемонный и непонятный - за все время Хосе Аркадио ни разу не
открыл рта. Сейчас он ее не желал. Она казалась ему совсем
непохожей на тот образ, который ее запах вызывал в нем, словно
то была вовсе не она, а кто-то другой. Он выпил кофе и,
совершенно подавленный, ушел домой. Ночью, терзаясь
бессонницей, он снова испытал страстное и грубое томление, но