"Габриэль Гарсия Маркес. Сто лет одиночества (роман)" - читать интересную книгу автора

теперь он желал не ту, что была с ним в кладовой, а ту, которая
вечером сидела перед ним.
Через несколько дней женщина неожиданно позвала Хосе
Аркадио к себе и под предлогом, что хочет научить юношу одному
карточному фокусу, увела его из комнаты, где сидела со своей
матерью, в спальню. Здесь она с такой бесцеремонностью
прикоснулась к нему, что он содрогнулся всем телом, но
почувствовал разочарование и страх, а не наслаждение. Потом
сказала, чтобы он пришел к ней ночью. Хосе Аркадио обещал,
просто желая поскорее вырваться от нее, - он знал, что не в
силах будет прийти. Однако ночью в своей жаркой постели он
понял, что должен пойти к ней, хоть и не в силах это сделать.
Ощупью одеваясь, он слышал в темноте ровное дыхание брата,
сухой кашель отца в соседней комнате, задыхающееся кудахтанье
кур во дворе, жужжание москитов, барабанный бой своего сердца
- весь этот беспорядочный шум мира, раньше не привлекавший его
внимания. Потом он вышел на спящую улицу. Он желал всей душой,
чтобы дверь оказалась запертой на щеколду, а не просто
прикрытой, как ему обещали. Но она была не заперта. Он толкнул
ее кончиками пальцев, и петли издали громкий заунывный стон,
который ледяным эхом отозвался у него внутри. Боком, стараясь
не шуметь, он вошел в дом и сразу почувствовал тот запах. Хосе
Аркадио находился еще в первой комнате, где братья женщины
обычно подвешивали на ночь свои гамаки; в каких местах висели
эти гамаки, он не знал и не мог определить в темноте, поэтому
ему предстояло ощупью добраться до двери в спальню, открыть ее
и взять верное направление, чтобы не ошибиться постелью. Он
двинулся вперед и в то же мгновение налетел на изголовье
гамака, который висел ниже, чем он предполагал. Человек, до сих
пор спокойно храпевший, перевернулся во сне на другой бок и
сказал с некоторым разочарованием в голосе: "Была среда". Когда
Хосе Аркадио толкнул дверь спальни, она заскребла по неровному
полу, и с этим ничего нельзя было поделать. Очутившись в
беспросветном мраке, охваченный тоской и смятением, он понял,
что окончательно заблудился. В тесном помещении спали мать, ее
вторая дочь с мужем и двумя детьми и женщина, которая, видимо,
и не ждала его вовсе. Он мог бы искать ее по запаху, но запах
был повсюду, такой же неуловимый и в то же время определенный,
как тот, что теперь он постоянно носил в себе. Хосе Аркадио
долго стоял неподвижно, в ужасе спрашивая себя, как он оказался
в этой пучине беспомощности, и вдруг чья-то рука, вытянутыми
пальцами ощупывающая тьму, наткнулась на его лицо. Он не
удивился, потому что, сам того не ведая, ждал этого
прикосновения, вверился руке и в полнейшем изнеможении позволил
ей довести себя до невидимой кровати, где его раздели и стали
встряхивать, словно мешок с картошкой, ворочать налево и
направо в непроницаемой темноте, в которой он обнаружил у себя
лишние руки и где пахло уже не женщиной, а аммиаком, и когда он
пытался вспомнить ее лицо, перед ним представало лицо Урсулы;
он смутно ощущал, что делает то, что ему уже давно хотелось