"Габриэль Гарсия Маркес. Сто лет одиночества (роман)" - читать интересную книгу автора

родной дочерью его незабвенного друга Никанора Ульоа и Ребеки
Монтиэль, достойной супруги последнего, коих Господь Бог взял в
свое небесное царствие и чьи кости прилагаются к письму, дабы
их могли предать земле по христианскому обряду. Оба имени и
подпись в конце письма были написаны вполне разборчиво, тем не
менее ни Хосе Аркадио Буэндиа, ни Урсула не могли припомнить
таких родственников, а равно и знакомого, который носил бы
фамилию отправителя и проживал в далеком селении Манауре.
Получить какие-либо дополнительные сведения от девочки
оказалось совершенно невозможным. Войдя в дом, она тут же
уселась в свою качалку и стала сосать палец, глядя на всех
большими испуганными глазами и не подавая никаких признаков
понимания того, о чем ее спрашивали. На ней было выкрашенное в
черный цвет старенькое платьице из диагонали и потрескавшиеся
лаковые башмачки. Волосы, собранные за ушами в два пучка, были
завязаны черными бантиками. На шее висела ладанка с
расплывшимся от пота изображением, а на правом запястье - клык
какого-то хищного зверя на медной цепочке: амулет против
дурного глаза. Ее зеленоватая кожа и вздувшийся, твердый, как
барабан, живот свидетельствовали о плохом здоровье и постоянном
недоедании, и тем не менее, когда принесли еду, она продолжала
сидеть неподвижно и даже не прикоснулась к поставленной ей на
колени тарелке. Все уже пришли к мысли, что она глухонемая, но
тут индейцы спросили ее на своем языке, не хочет ли она пить, и
девочка повела глазами, словно признала их, и утвердительно
кивнула головой.
Ее оставили в доме, ведь другого выхода не было. Окрестить
ее решили Ребекой - так же, как звали, если верить письму, ее
мать, потому что, хотя Аурелиано не поленился прочитать перед
ней все святцы, она не откликнулась ни на одно из имен.
Поскольку в те времена кладбища в Макондо не было, ведь никто
еще не успел умереть, мешок с костями спрятали до тех пор, пока
не появится достойное место для захоронения, и еще долго он
попадался под руку в самых разных местах, там, где его меньше
всего предполагали обнаружить, и всегда со своим "клок, клок,
клок", похожим на кудахтанье сидящей на яйцах курицы. Утекло
немало времени, прежде чем Ребека вошла в жизнь семьи. Сначала
она имела обыкновение пристраиваться на своей качалке в самом
укромном уголке дома и сосать палец. Ничто не привлекало ее
внимания, и только когда через каждые тридцать минут начинали
играть часы, она всякий раз испуганно озиралась вокруг, словно
надеялась обнаружить звуки где-то в воздухе. Долго ее не могли
заставить есть. Никто не понимал, почему она не умирает с
голоду, пока индейцы, знавшие все, потому что они без конца
ходили своими неслышными шагами взад и вперед по дому, не
открыли, что Ребеке по вкусу только влажная земля да куски
известки, которые она отдирает ногтями от стен. Очевидно,
родители или те, кто ее растил, наказывали девочку за эту
дурную привычку: землю и известку она ела тайком, с сознанием
вины, и старалась делать запасы, чтобы полакомиться на свободе,