"Габриэль Гарсия Маркес. Сто лет одиночества (роман)" - читать интересную книгу автора

достиг бессмертия". Когда дыхание Мелькиадеса стало зловонным,
Аркадио начал каждый четверг поутру водить его к речке
купаться, и дело пошло на поправку. Мелькиадес раздевался и шел
в воду вместе с мальчишками, таинственное чувство ориентации
помогало ему обходить глубокие и опасные места. "Все мы из воды
вышли", - сказал он однажды.
Время шло, старика будто в доме и не было, его видели лишь
в ту ночь, когда он с трогательным усердием пытался починить
пианолу, да по четвергам, когда он отправлялся с Аркадио на
речку, неся под мышкой высушенную тыкву и кусок пальмового
мыла, завернутые в полотенце. В один из четвергов, перед тем
как Аркадио позвал Мелькиадеса купаться, Аурелиано услышал, что
старик бормочет: "Я умер от малярии в болотах Сингапура". На
этот раз, входя в воду, Мелькиадес ступил не туда, куда надо, и
его нашли лишь на следующее утро несколькими километрами ниже
по течению: он лежал на мели в светлой заводи, а к животу его
прилип одинокий кусочек куриного помета. Несмотря на возражения
возмущенной Урсулы, оплакивавшей цыгана горше, чем своего
родного отца, Хосе Аркадио Буэндиа запретил хоронить тело.
"Мелькиадес бессмертен и сам открыл формулу воскрешения из
мертвых", - сказал он, раздул заброшенный горн и поставил на
него котелок с ртутью, чтобы она кипела возле трупа, постепенно
покрывавшегося синими пузырями. Дон Аполинар Москоте осмелился
напомнить Хосе Аркадио Буэндиа, что непогребенный утопленник
представляет опасность для общественного здоровья. "Ничего
подобного, ведь он живой", - возразил Хосе Аркадио Буэндиа и
продолжил окуривание парами ртути ровно семьдесят два часа; к
этому времени труп уже стал лопаться, как иссиня-белая почка,
издавая тонкий свист и пропитывая дом тлетворным духом. Только
тогда Хосе Аркадио Буэндиа разрешил предать его земле, но не
кое-как, а со всеми почестями, подобающими величайшему
благодетелю Макондо. Это были первые и самые многолюдные
похороны в городе, их превзойдет, и то с трудом, лишь
погребальный карнавал, которым столетие спустя почтят память
Большой Мамы. Цыгана опустили в могилу, вырытую посреди
пустыря, отведенного под кладбище, на каменной плите написали
единственное, что о нем было известно, - его имя:
"Мелькиадес". Потом, как положено, девять ночей длилось бдение.
Воспользовавшись толчеей, царившей все это время во дворе, где
собирались соседи попить кофе, обменяться анекдотами, сыграть в
карты, Амаранта улучила момент и призналась в любви Пьетро
Креспи; за несколько недель до того он огласил свою помолвку с
Ребекой и теперь занимался устройством магазина музыкальных
инструментов и заводных игрушек там, где когда-то арабы меняли
безделушки на попугаев, это место было известно в народе под
именем улицы Турков. Итальянец, чьи блестящие, будто
лакированные, кудри вызывали у женщин непреодолимое желание
вздохнуть, отнесся к Амаранте словно к избалованной девочке,
которую не стоит принимать слишком всерьез.
- У меня есть младший брат, - сказал он ей. - Он