"Габриэль Гарсиа Маркес. Недобрый час" - читать интересную книгу автора

вывешивает листки, - враждебно и напряженно заявил он.
Судья Аркадио посмотрел на него блуждающим взглядом.
- Поспорим, что я узнаю? - сказал он.
- Поспорим.


В доме напротив задыхалась в душной спальне Ребека Асис. Она лежала,
потонув головой в подушке, и тщетно пыталась заснуть на время сиесты. К ее
вискам были приложены охлаждающие листья.
- Роберто, - сказала она, обращаясь к мужу, - если ты не откроешь окно,
мы умрем от духоты.
Роберто Асис открыл окно в тот миг, когда судья Аркадио выходил из
суда.
- Попытайся уснуть, - просительно сказал Роберто Асис роскошной
женщине, которая лежала, раскинув руки, почти голая в легкой нейлоновой
рубашке, под розовым кружевным балдахином. - Обещаю тебе, что ни о чем
больше не вспомню.
Она вздохнула.
Роберто Асис, который страдал бессонницей и провел эту ночь, меряя
шагами спальню, прикуривая одну сигарету от другой, чуть было не поймал на
рассвете автора листков с грязными инсинуациями. Он услышал, как около дома
зашелестели бумагой, а потом стали разглаживать что-то на стене, но
сообразил слишком поздно, и листок успели приклеить. Когда он распахнул
окно, на площади уже никого не было.
С этого момента до двух часов дня, когда он обещал Ребеке, что больше
не вспомнит о листке, она, пытаясь его успокоить, пустила в ход все
известные ей способы убеждения, и под конец, уже в отчаянии, предложила:
чтобы доказать свою невиновность, она исповедуется падре Анхелю в
присутствии мужа. Это предложение, столь унизительное для нее, себя
оправдало: несмотря на обуревавший его слепой гнев, Роберто Асис не посмел
сделать решительный шаг и вынужден был капитулировать.
- Всегда лучше высказать все прямо, - не открывая глаз, сказала она. -
Было бы ужасно, если бы ты затаил на меня обиду.
Он вышел и закрыл за собою дверь. В просторном полутемном доме Роберто
Асис слышал жужжанье электрического вентилятора, который включила на время
сиесты его мать, жившая в доме рядом.
Под сонным взглядом чернокожей кухарки он налил себе стакан лимонада из
бутылки, стоявшей в холодильнике. Женщина, окруженная, словно ореолом,
какой-то особой, свойственной только ей освежающей прохладой, спросила, не
хочет ли он обедать. Он приподнял крышку кастрюли: в кипящей воде лапами
вверх плавала черепаха. Впервые в нем не вызвала дрожи мысль, что ее бросили
туда живую и что, когда черепаху, сваренную, подадут на стол, сердце ее еще
будет биться.
- Я не хочу есть, - сказал он, закрывая кастрюлю. И, уже выходя,
добавил: - Сеньора тоже не будет обедать - у нее с утра болит голова.
Оба дома соединялись выложенной зелеными плитками галереей, из которой
обозревались общее патио двух домов и огороженный проволокой курятник. В той
половине галереи, которая была ближе к дому матери, в ящиках росли яркие
цветы, а к карнизу были подвешены птичьи клетки.
С шезлонга его жалобно окликнула семилетняя дочь. На ее щеке