"Габриэль Гарсия Маркес. Невероятная и печальная история о простодушной Эрендире и ее бессердечной бабушке" - читать интересную книгу автора

- Ты весь как из золота, - сказала она, - а пахнешь цветами.
- Это, наверное, от апельсинов, - сказал Улисс.
Немного успокоившись, он заговорщически улыбнулся.
- Столько птиц - это для отвода глаз, - добавил он. - А на самом деле
мы везем к границе контрабандные апельсины.
- Апельсины не контрабанда, - сказала Эрендира.
- Наши - да,- сказал Улисс.- Каждый стоит пятьдесят тысяч песо.
Эрендира в первый раз за столь долгое время рассмеялась.
- Что мне больше всего в тебе нравится, - сказала она,- серьезность, с
которой ты выдумываешь глупости.
Она стала непосредственной и болтливой, будто наивность Улисса изменила
не только ее настроение, но и характер.
Бабушка, находясь на волосок от непоправимого, продолжала разговаривать
во сне.
- И вот тогда, в начале марта, тебя принесли в дом, - сказала она. - Ты
была похожа на ящерку, завернутую в пеленки. Твой отец Амадис, молодой и
красивый, так обрадовался, что отправил за цветами двадцать, да, двадцать
повозок и вернулся, крича и разбрасывая цветы по улицам, пока вся деревня
не стала золотистой от цветов, как море.
Она бредила несколько часов напролет - громко, страстно и упрямо. Но
Улисс не слышал ее, потому что Эрендира любила его столь крепко и столь
искренне, что пока бабушка бредила, она успела полюбить его уже за полцены
и продолжала любить до рассвета даром.
Воздев распятия, отряд миссионеров стоял плечом к плечу посреди
пустыни. Ветер, свирепый и злосчастный, трепал холщовые рясы и спутанные
бороды и едва не валил с ног. В отдалении возвышался монастырь - строение
колониального стиля, с колоколенкой, выглядывавшей из-за грубо
оштукатуренных стен.
Возглавлявший отряд молодой монах указал пальцем на трещину,
прорезавшую глазурованную глину.
- Не переступайте этой черты! - крикнул он.
Индейцы-носильщики, тащившие дощатый паланкин, в котором ехала бабушка,
услышав крик, остановились. Бабушка, невзирая на неудобную позу, одуряющую
пыль и струящийся пот, сохраняла высокомерный вид.
Эрендира шла пешком. За паланкином вытянулась цепочка из восьми
нагруженных индейцев, а завершал процессию фотограф на велосипеде.
- Пустыня ничья, - сказала бабушка.
- Она принадлежит Богу, - ответил миссионер. - А вы попираете его
святые законы споим омерзительным промыслом.
Бабушка узнала кастильскую манеру выражаться и решила, что столкновения
лучше избежать, чтобы не разбить себе голову о подобную непреклонность.
Это было вполне в ее характере.
- Чудно ты говоришь, сынок.
Миссионер показал на Эрендиру:
- Эта девочка несовершеннолетняя.
- Но она моя внучка.
- Тем хуже, - отвечал монах. - Если ты по доброй воле не согласишься
доверить ее нашей опеке, придется говорить с тобой подругому.
Этого бабушка не ожидала.
- Ну ладно, желторотый, - сдалась она, перепугавшись. - Только рано или