"Габриэль Гарсия Маркес. Невероятная и печальная история о простодушной Эрендире и ее бессердечной бабушке" - читать интересную книгу автора - Не будь дуралеем, - сказала она фотографу. - Посмотри, как идут дела
у сенатора Онесимо Санчеса, и все потому, что он возит с собой музыкантов. - И категорически заключила: - Короче, либо плати свою часть, либо иди своей дорогой. Несправедливо, что весь груз расходов ложится на плечи этой бедняжки. - Я пойду своей дорогой,- сказал фотограф.- В конце концов, я прежде всего художник. Бабушка пожала плечами и занялась музыкантом. Она протянула ему пачку банкнотов: ровно столько, сколько было указано в книге. - Двести пятьдесят четыре пьесы, - сказала она, - по пятьдесят сентаво каждая, плюс тридцать две в воскресные и праздничные дни по шестьдесят сентаво, итого сто пятьдесят шесть двадцать. Музыкант не взял деньги. - Итого сто восемьдесят два сорок, - сказал он. - Вальсы дороже. - Это почему? - Потому, что они самые грустные, - ответил музыкант. Бабушка заставила его взять деньги: - Ладно, на будущей неделе ты сыграешь две веселые вещи за каждый вальс, и мы в расчете. Музыкант не понял бабушкиной логики, но, ломая голову над заданной головоломкой, принял деньги. В этот момент обезумевший ветер чуть не сорвал шатер, и во внезапно наступившем затишье прозвучал отчетливо и мрачно крик совы. Эрендира не знала, как скрыть свое беспокойство. Когда она заперла сундук с деньгами, спрятала его под кроватью и, дрожа, протянула ключ - Не бойся, - сказала она. - В ветреные ночи всегда кричат совы. Однако в ее голосе уже не было такой же уверенности, когда она обратилась к фотографу, тащившему к выходу свой аппарат. - Если хочешь, оставайся до утра, - сказала она. - Этой ночью смерти не спится. Фотограф, тоже слышавший крик совы, все-таки не изменил своих намерений. - Оставайся, сынок, - настаивала бабушка. - Хотя бы потому, что я к тебе хорошо отношусь. - Но за музыку я платить не буду, - сказал фотограф. - Нет,- ответила бабушка.- Так не пойдет. - Видите? - сказал фотограф. - Никого вы не любите. Бабушка побледнела от гнева. - Ну и проваливай, - сказала она. - Недоносок. Ее так задело оскорбление, что, пока Эрендира готовила ее ко сну, она на все лады продолжала ругать фотографа. "Пащенок, - ворчала она. - Что этот ублюдок понимает в чужом сердце!" Эрендира не обращала на нее внимания, мучимая неуверенностью, а в затишье сова с прежней настойчивостью звала ее. Наконец бабушка улеглась, соблюдая строгий ритуал, принятый в древнем особняке, и, пока внучка обмахивала ее веером, переборола в себе злобу и вновь вдохнула кристальный воздух воспоминаний. - Придется тебе встать пораньше,- сказала она затем, - и вскипятить мне настой для ванны до того, как придет народ. - Хорошо, бабушка. - В оставшееся время выстирай грязное белье индейцев, тогда на будущей |
|
|