"Габриэль Гарсиа Маркес. Десять дней в море без еды и воды" - читать интересную книгу автора

журнале рассказ про человека, который потерпел кораблекрушение. Его потом
сожрали каннибалы. Но я о том рассказе не думал. Я думал о книге
"Моряк-отступник", которую прочел в Боготе два года назад. Это история про
моряка. Во время войны, после того как его корабль подорвался на мине, он
умудрился доплыть до ближайшего острова, где провел сутки, питаясь дикими
плодами. Затем его увидели каннибалы. Они бросили беднягу в котел с кипящей
водой и сварили заживо. Этот остров тут же всплыл в моей памяти. И теперь
побережье ассоциировалось для меня исключительно с людоедами. Впервые за
пять дней одиночества мои страхи направились в другое русло: теперь я боялся
не столько моря, сколько земли.
В полдень я лежал на плоту, впав от солнца, голода и жажды в какое-то
летаргическое состояние. Я ни о чем не думал, потерял ощущение времени и
пространства, а когда попытался встать на ноги и понять, сколько у меня
осталось сил, то осознал, что мое тело мне уже неподвластно.
Пора, подумал я. И действительно, мне показалось, что наступил самый
страшный момент, о котором некогда предупреждал нас инструктор: пора
привязываться к плоту. Наступает такой момент, когда ты уже не ощущаешь ни
голода, ни жажды. Когда покрытая волдырями кожа становится нечувствительной
к укусам беспощадного солнца. У тебя не остается ни мыслей, ни чувств, но
все еще теплится надежда. Ты еще можешь прибегнуть к последнему средству -
высвободить концы веревочной сетки и привязаться к плоту. Во время войны
часто находили полуразложившиеся, исклеванные птицами, но крепко привязанные
к плотам трупы.
Однако я решил, что пока привязываться незачем. У меня хватит сил
продержаться до ночи. Я скатился на дно плота, залез в воду по шею, вытянул
ноги и просидел так несколько часов. Солнце припекало рану на колене, она
начала болеть. И вдруг я очнулся. Прохладная вода пробудила меня к жизни и
мало-помалу придала мне сил. В животе начались резкие колики, а вскоре и
вовсе разразился настоящий бунт. Я попытался сдержаться, но не мог.
Тогда я с превеликим трудом выпрямился, расстегнул пояс, брюки и,
справив большую нужду, испытал огромное облегчение. За пять дней это
произошло впервые. И впервые рыбы отчаянно заколотились о борт плота,
стараясь прорвать крепкую веревочную сетку.

* Семь чаек

Видя вблизи столько рыб, я вновь ощутил прилив голода. Положение было
отчаянным, но все же небезнадежным. Я забыл про усталость и схватил весло,
намереваясь из последних сил жахнуть по голове одну из рыбин, яростно
метавшихся возле плота, устраивавших кучу-малу, выпрыгивавших из воды и
ударявшихся о борт. Сколько раз я ударил веслом - не помню. Я чувствовал,
что бил я без промаха, но мне так и не удалось разглядеть ни одну из моих
жертв. Это было жуткое пиршество рыб, которые пожирали друг друга, акула
плавала кверху брюхом, выхватывая из бурлящей воды лакомые кусочки.
Впрочем, увидев акулу, я отказался от коварных замыслов, разочарованно
бросил весло и улегся на борт. Но через несколько минут радостно
встрепенулся: над плотом летало семь чаек!
Для изголодавшегося, затерянного в море матроса чайка - вестник
надежды. Обычно стая чаек отправляется из порта вслед за кораблем, но на
второй день плавания отстает. Появление семи чаек, паривших надо мной,