"Габриэль Гарсиа Маркес. Десять дней в море без еды и воды" - читать интересную книгу автора

"Кальдасом" в Карибском море не может случиться ничего плохого.
- Это же зверь, а не корабль! - изрек он.
И напомнил, что во время войны именно в этих водах колумбийский эсминец
потопил немецкую подводную лодку.
- Это надежное судно, - подытожил Луис Рен-хифо.
Лежа без сна, не в силах отрешиться от качки, я бодрился, вспоминая его
слова. Однако ветер задувал слева все сильнее, и я представлял себе
"Каль-дас" со стороны: какое это утлое суденышко в грозном, вздыбленном
море. В ту минуту в памяти внезапно снова всплыл "Мятеж на "Каине"".
Но хотя погода в течение дня не улучшилась, плавание проходило
нормально. Стоя на вахте, я думал о возвращении в Картахену и строил планы.
Буду переписываться с Мэри. Я собирался писать ей два раза в неделю, ведь
писать письма никогда не казалось мне тягостной обязанностью. Поступив во
флот, я еженедельно писал домой. И друзьям, жившим со мной в районе Олайя,
частенько сочинял длинные послания. Так что надо будет написать Мэри,
подумал я и подсчитал, сколько времени осталось плыть до Картахены.
Оказалось, ровно двадцать четыре часа. Это была моя предпоследняя вахта.
Рамон Эррера помог мне дотащить до койки старшину Мигеля Ортегу. Ему
становилось все хуже и хуже. С самого отплытия из Мобила, то есть уже три
дня, у него маковой росинки во рту не было. Он почти не мог говорить и был
весь зеленый и перекошенный.

* Свистопляска начинается

Свистопляска началась в десять ночи. "Кальдас" качало целый день, но
это были еще цветочки по сравнению с тем, что началось вечером, когда я,
лежа без сна на койке, с ужасом думал о вахтенных на палубе. Я знал, что
никто из лежащих рядом со мной не в состоянии сомкнуть глаз. Незадолго до
полуночи я спросил у Луиса Ренхифо, моего соседа снизу:
- Тебя еще не мутит?
Как я и предполагал, Луис тоже не мог уснуть. Но, несмотря на качку, не
потерял чувство юмора. А посему заявил:
- Сколько раз тебе повторять: скорее море вывернет наизнанку, чем меня!
Он частенько изрекал эту фразу, но в ту ночь едва успел договорить ее
до конца.
Я уже писал, что волновался. И даже немного побаивался. Но
действительно струхнул я в полночь 27 февраля, когда по репродуктору отдали
приказ:
- Всем встать на левый борт!
Мне было прекрасно известно, что означает подобная команда. Это
означало, что корабль дал сильный крен на правый борт и его пытались
выровнять под тяжестью наших тел. Впервые за два года моей моряцкой жизни я
по-настоящему испугался моря. Там, наверху, на палубе, где тряслись от
холода промокшие вахтенные, свистел ветер.
Услышав команду, я тут же вскочил с постели. Луис Ренхифо встал
совершенно невозмутимо и тоже направился к койкам по левому борту, которые
были не заняты, поскольку их хозяева несли вахту. Я двинулся за ним, держась
за соседние койки, но неожиданно вспомнил о Мигеле Ортеге.
Он лежал в лежку. Услышав команду, Мигель попытался встать, но в
изнеможении рухнул навзничь, прямо-таки загибаясь от морской болезни. Я