"Габриэль Гарсиа Маркес. Десять дней в море без еды и воды" - читать интересную книгу автора

помог ему подняться и перетащил бедолагу на нужную койку. Он сказал мне
безжизненным, тусклым голосом, что ему совсем худо.
- Мы постараемся освободить тебя от вахты, - пообещал я.
В четыре часа утра 28 числа, так и не сомкнув глаз, мы, то есть шестеро
вахтенных, собрались на корме. Среди прочих был и Рамон Эррера, мой
постоянный напарник. Из унтер-офицеров дежурил Гильермо Росо. Мне предстояло
нести вахту в последний раз. Через два дня мы прибывали в Картахену. Сдав
вахту, я собирался тут же завалиться спать, чтобы вечером как следует
поразвлечься, вернувшись на родину после восьмимесячного отсутствия. В
полшестого утра я пошел с юнгой осмотреть днище корабля. В семь часов мы
сменили товарищей, дав им возможность позавтракать. В восемь они сменили
нас. В тот же час я сдал дежурство, которое прошло нормально, хотя ветер
крепчал, а волны, вздымавшиеся все выше и выше, разбивались о мостик и
заливали палубу.
Рамон Эррера стоял на корме. Там же, в наушниках, расположился Луис
Ренхифо - он был дежурным спасателем. Старшина Мигель Ортега, которого
совсем доконала морская болезнь, полулежал посреди палубы, где качка
чувствовалась меньше всего. Я перекинулся парой слов со вторым матросом
Эдуардо Кастильо, нашим кладовщиком. Жены он не имел, жил в Боготе и
держался крайне замкнуто. О чем мы говорили, не помню. Помню лишь, что
увидел я его потом уже в море, когда он спустя несколько часов шел ко дну.
Рамон Эррера собирал листы картона, намереваясь прикрыться ими и
попытаться уснуть. При такой качке сидеть в трюме было невозможно. Волны,
становившиеся все выше и сильнее, разбивались о палубу. Крепко привязавшись,
чтобы нас не смыло волной, мы с Рамоном Эррерой улеглись между
холодильниками, стиральными машинами и плитами, хорошо укрепленными на
корме. Лежа на спине, я глядел в небо. В таком положении я чувствовал себя
спокойней и не сомневался, что всего через пару часов мы очутимся в бухте
Картахены. Грозы не была, день выдался совершенно ясный, видимость было
полная, а небо голубое и бездонное. Даже сапоги мне уже не жали, потому что,
сдав вахту, я их снял и надел ботинки на каучуковой подошве.

* Минута безмолвия

Луис Ренхифо спросил у меня, сколько времени. Было полдвенадцатого. Час
назад корабль начал накреняться, прямо-таки ложиться на левый борт. В
репродукторах раздался тот же приказ, что и ночью: "Все на бакборт! " Мы с
Рамоном Эррерой не шелохнулись, поскольку именно там и находились.
Не успел я подумать о старшине Мигеле Ортеге, которого я только что
видел на правом борту, как он вырос передо мной. Шатаясь, старшина перешел
на нашу сторону и растянулся на палубе, помирая от морской болезни. В этот
момент корабль страшно накренился и ухнул вниз. У меня прервалось дыхание.
Гигантская волна обрушилась на нас и окатила с ног до головы.
Медленно-медленно, с превеликим трудом эсминец выправился на волнах. Несший
вахту Луис Ренхифо был белее полотна.
Он нервно произнес:
- Ну и дела! Еще чего доброго перевернется посудина!
Я впервые видел, как Луис Ренхифо нервничает; промокший до нитки Рамон
Эррера, который лежал рядом со мной, задумчиво молчал. Воцарилась глубокая
тишина. Потом Рамон Эррера сказал: