"Габриэль Гарсия Маркес. Человек, который не смеется" - читать интересную книгу автора

Габриэль Гарсия Маркес

Человек, который не смеется

Я познакомился с ним вчера. Он крестьянин, но из тех, кто хоть и снимет
шляпу, а лицо при этом останется таким, будто он ее не снимал. Голова словно
сжилась с этой шляпой. И лицо... лицо, для которого шляпа не головной убор,
а нечто обязательное, взятое за правило. На лице залегли глубокие тени, хотя
оно освещено ярким солнцем. Похоже, он человек немудреный, бесшабашный, и,
должно быть, у него, под широким поясом, что расшит узором из красных и
синих стекляшек, спрятаны в узелке большого красного платка четыре песо и
девяносто сентаво. Однако есть и одна странность - нечто такое, чего мне
никогда не приходилось видеть: он не может улыбаться.
У него всегда серьезное лицо, но вовсе не для виду и не по спеси, а
лишь по той причине, что от левой скулы, от верхнего края, до нижней части
подбородка справа идет шрам. И тяжко видеть, как этот человек, наделенный
потрясающим чувством юмора, произносит слова с каменным лицом. Он то и дело
отпускает шуточки, весело острит и, когда его собеседники хохочут, оценив по
достоинству его остроумие, глядит на них с неизменной серьезностью, в
которой проступают печаль и усмешка. И при этом, наверное, думает: "Они,
небось, смеются не шутке, а оттого, что у меня при этом такое лицо. Вот что
их забавляет!.."
В хитросплетении какого-нибудь изощренного романа этот человек мог бы
противостоять "Человеку, который смеется" Виктора Гюго. Но на самом деле все
обстояло иначе, поскольку в реальной жизни судьба этого человека сложилась
куда более невероятно, чем у героя какого-нибудь придуманного,
фантастического романа.
Он сам любит рассказывать свою историю. Те, кто слушают, могут
подумать, что он рассказывает нехотя, даже с показным равнодушием. И, что бы
ни рассказывал, никогда не говорит, кто рассек сталью его челюсть, возможно,
не хочет нарушать стройность рассказа. Через равные, почти равные,
промежутки времени оставляет в рассказе какие-то пустоты, темные провалы,
подобные тем, что стали метой на его лишенном эмоций лице. Лишь как-то
вскользь сказал, что однажды в праздничную ночь его жизнь раскололась
пополам.
"В ту ночь все и случилось", - говорит, а те, кто его слушают,
непременно вспоминают кромешный ад Канаймы: "Той ночью стальные мачете
рассекали непроглядную тьму в Вичаде".
Собирая черепки голоса, который рассказчик оставлял на столе, я
попытался восстановить тот давний раздирающий, но недолгий крик. Человек,
надо думать, кинулся в самое пекло схватки - и сверкающая молния мачете
рассекла его смех, навсегда сделала лицо неподвижно серьезным, пропахав
глубокими шрамами, в которых застыла едкая усмешка. Все остальное, видимо,
было так, как оно и бывает в драках на деревенских праздниках.
Ему же я сказал: "Приятель, напишу-ка я о тебе в колонке "Жирафа"?" Он
призадумался, а потом спросил: "Во сколько мне это обойдется?"
Мы все улыбнулись. Все, кроме него. Он, словно силясь сохранить на лице
неподвижность, стоял бесстрастный, невозмутимый, защищаясь от чего-то, что
закипало в его крови и что надо остановить, прежде чем оно вырвется наружу.
Он боялся, что мускулы лица сделают вдруг что-то не то и его поймут